– Егор, что с тобой? Куда ты ходил? – спросила его матушка дрожащим голосом.
Снова послышался звук льющейся воды. Если бы в доме была водка, припрятанная для особых случаев, я не сомневаюсь, отец откупорил бы бутылку. Налил бы себе полную кружку до краёв и опрокинул бы её без закуски. Затем налил бы вторую и повторил. Но водки не было. Он жадно пил воду, будто она была способна снять тревогу.
– Егор…
Отец обернулся и крепко обнял маму. Он был подавлен, растерян, как выброшенный из гнезда птенец, обречённый на сомнительное будущее. Я понял это сразу, как только папа начал говорить.
– Горе у Максимовых, Нина, – сказал он. – Я вошёл без стука. Да и не принято вроде у нас. А оно вон как!
– Что? – застыла в оцепенении мама, отпрянув от него, словно папа кого-то убил. – Что там произошло?
– Я был у них во дворе, – продолжил отец. – Сначала я подумал, что Филипп заколол-таки корову. Разрубил по кускам, завернул в мешки и спрятал под навес. Знаешь, мешки из старой одежды, рваные, с заплатками. Но потом вижу, вышел Филипп из дому с тарелкой горячей воды. Тарелка парит, а он рукавицы на руки нацепил, чтоб не обжечься.
– И что это было? – шёпотом спросила мама, как будто речь зашла о чём-то запрещённом.
– Филипп опустился на колено около мешка, – ответил отец. – Он поставил тарелку на землю и аккуратно стал разворачивать мешок. Я стоял и смотрел, как мешок вдруг зашевелился, а в нём мелькнуло что-то красное.
– Господи, помилуй, – перекрестилась мать.
Отец глубоко вдохнул и сказал:
– Я набрался смелости, подошёл ближе, а там…
Он запнулся, выпил остатки воды, добавил:
– А там Глашка их. Красная вся. Я подумал, что в крови перепачкалась. Мало ли что бывает. Ан нет. Кожа красная вся, в пузырях. Нет больше её, Нина. Последний вздох её при мне был. Померла прямо на руках у отца. Следом Дарья вышла. Не кричала даже, упала у крыльца без памяти. На силу мы её в чувство привели. Я, точнее. Филипп до сих пор там. У мешка сидит.
Закрыв рот рукой, мама опустилась на стул. Слёзы застилали глаза, но она держалась до последнего. До тех самых пор, пока отец вдруг снова не заговорил:
– А вдруг и за нашими детками смерть придёт, Нина?
– Не говори так! Богом заклинаю, не говори! – взорвалась матушка.
Будто по команде, она встала на ноги и устремилась к единственной иконе в доме, у которой висела давно потухшая лампада.
– Не говори так, Егор! Я не дам ей забрать их! Пусть даже мне придётся служить Дьяволу, не отдам!
