— Судят У́наса, селянина из Бродов, за нападение на достойного горожанина! — поставил точку в деле наёмника Роса писарь.
Стражи утащили прочь сопротивлявшегося наёмника, что продолжал осыпать проклятиями и судью, и стражей, и сам город, в котором ему так не свезло с ворованным мечом. Это лишь позабавило советника и даже слегка облегчило его страдания.
— Селянина? Что за день такой?! Кто свидетель или жертва? — раздражённо выдал судья, не сразу заметив вышедших к нему магистра с внуком.
Теперь советнику нужно было резко стать очень вежливым и предельно спокойным, ведь с магистром, замешанным в этом деле, нужно дружить. И несомненно, несмотря на любые доводы противной стороны, судить в пользу главы города.
— Мой внук Ватр да Дюре был атакован этим оборванцем. Есть множество свидетелей, которые уже рассказали мне и страже о том, как всё было. Теперь я, Прим да Дюре, говорю за них, — вышел поближе к судье сам магистр города.
— Так. Что же случилось, господин магистр? — несмотря на боль, тошноту и злобу, внешне советник по закону превратился в саму любезность.
— Мальчишки как обычно играли за стеной. Подошёл этот пьяный мерзавец и стал насмехаться над моим внуком. Он, как мы его и воспитываем, решил преподать тому урок вежливости, но верзила повалил моего внука в снег и разбил ему нос. Да, у моего мальчика был нож. А как иначе противостоять мужику, превосходящему его вдвое? Я требую строжайше наказать виновного, плетей здесь будет мало, — высокий, статный магистр, несмотря на возраст, смотрелся внушительно, а властный голос завораживал.
— По закону за такое пятьдесят плетей, но учитывая все обстоятельства произошедшего, думаю, что злодею… — вопросительно посмотрел в глаза магистра советник — …следует отнять руку.
— Вполне, — одобрительно кивнул Прим. — И пусть это также будет на городской ярмарке, чтобы показать всем сельским придуркам, что никто не смеет нападать на достойных.
— Постойте! Так нельзя! Мальчишки вешали пса на дереве, а я спас его. Внук магистра кинулся на меня с ножом и получил в нос. Ему́ нужно всыпать плетей, если не пятьдесят, то хоть десять. Я не виновен! — очнувшись от оцепенения, вызванного несправедливостью происходящего, закричал Унас.
— Стража! В темницу его! Суд окончен! — поспешно заорал писарь, после просительного взгляда советника по закону.
Селянин кричал о правосудии ещё и когда его вывели из ратуши, и только получив пару зуботычин от стражей, обречённо умолк. Мрачные прогнозы его нового знакомца сбылись, а смех потерянного над его наивной верой в закон уже не казался столь неуместным.
