– Я знаю. Держаться в седле уже умею.
Влад оссекся, чуть понизил голос.
– Где же ты могла научится?
– Валентин Ладович показал.
Совсем помрачнел хозяин. Хотел было смолчать, лишь покачать головой. Но взял Галу под локоть, приблизился к ней вплотную и попросил тихо:
– Избегай его.
Их прервали. Служанки вошли, отвлекая. Гала и Влад отпрянули друг от друга. Постыдно отвернулись. Нет-нет, они ничего такого не обсуждали.
Поднялись даже не утром – ночью. Светало лениво. Все сонные, молчаливые, собирались тихонько. Оделись, вывели лошадей, собак.
Гончих.
С гнутыми спинами и лапами-соломинками. У них дурашливо были вытянуты морды. А по всему телу шерсть кудрявая, мягкая, рыжая как медь.
Псы были веселыми, активными, полными энергии. Виляли хвостом игриво, обнюхивали Галу, подпрыгивали бойко, чтобы носом своим мокрым ей в щеку ткнуться.
И такой процессией двинулись к лесам глухим. Где хоть какую живность встретить можно.
Галке уступили Бурку. Та из немногих других кобыл была спокойной, ученой. Будто измучена тренировками и правилами. Была такой же безжизненной и ненатуральной, как и все здесь.
И охота не охота.
Вынюхивали, выслеживали носились по лесу собаки. А Лада и Валя переговаривались тихонько. Болтали о своем.
Галка и Влад тянулись позади.
Молчали.
Ну, и тягомотина.
Но в миг все переменилось.
Псы как по команде застыли. Морды и так длинные, вытянулись тем паче.
И все звуки вокруг – трель, свист, шелест, хруст, – умолкли.
Тишина.
Гнетущая. Тяжелая. Предвещающая погоню.
В Галке проснулся азарт.
Привстала в стремени, прислушалась.
Прижатые платком уши ловили звуки как из-под воды.
Гулко, искажено. Через толщу, преграду.
Валя приготовился, достал из-за пазухи арбалет. Натянул тетиву. Вложил стрелу толстую и короткую. Лада оставалась недвижима. Глядела на Галу.
Еще с утра, как собирались, Лада Идавна одобрительно кивнула желанию девушки присоединиться. И сейчас госпожа ждала от нее успехов.
Галке не хотелось разочаровывать.
Она с усилием вслушивалась, принюхивалась. И даже первее гончих развернулась. Мигом подстрекнула кобылу, вынуждая погнаться за их жертвой.
Статуи собак мановением палочки ожили, бросились в погоню.
И теперь только на псов и оставалось уповать.
В лицо бил горячий воздух. Стыл на коже. Мешал вслушиваться в окружение.
Но оно и не требовалось.
Приглядеться – и видна была неловкая фигура оленихи. С неестественно длинными ногами. С пятнами светлыми на боках.
Она неслась, спотыкаясь. Через корневища деревьев переступала, запиналась и впопыхах вставала снова. Бежала. Спасалась.
