Тогда я еще не разбирала местную речь, а потому подчинялась коротким командам, к которым монахини приучили меня, точно пса. Мое упорное молчание из–за нежелания выдать себя и заговорить на неведомом им языке списывалось на посттравматический синдром, отчего ко мне относились как к слабоумной, способной понять лишь простые фразы.
– Зиго хест! – неожиданное появление в проеме двери одной из сестер застало меня врасплох – я едва не выронила книгу с картинками (иную пока «читать» не могла). Отложив ее в сторону, я смиренно опустила глаза и подчинилась. Выражение, значащие «Иди за мной!», я слышала чаще других.
Сестра привела меня в комнату, где я уже была прежде – именно там меня осматривали по прибытии в монастырь.
Настоятельница сидела за большим столом, на котором, кроме бумаг, чернильного набора и объемного сундучка, куда прятались пожертвования, ничего связанного с религией не находилось. Она витала в воздухе запахом благовоний, слышалась в шепоте монахинь, непрестанно читающих молитвы, строго взирала с картин, изображающих деяния святых. В этом мире бог имел иную историю, а потому стену над креслом настоятельницы украшало не распятие, а скульптурный барельеф с изображением святой пары, держащейся за руки и взирающей на присутствующих с грустью и любовью.
Войдя в кабинет, я застала как раз тот момент, когда первая дама монастыря на вес определяла щедрость подношения. Ее благодарная улыбка была куда скромнее, чем тогда, когда за мое пребывание в тихой обители заплатил Конд. Мальчишка был расточителен.
Мужчина, который только что расстался с бархатным мешочком, живо обернулся, и я сосредоточила свой взгляд на нем.
Жаба. Я ничего не имею против амфибий, но в руки никогда не взяла бы. Вот и здесь, заметив сальную улыбку и протянутую ладонь, выражающую готовность то ли облобызать мою, то ли в порыве чувств прижать меня к объемному животу, я сделала шаг назад.
– Адель, си гурто Джовиро Корви–Дуг, – строго произнесла настоятельница.
Мое сердце оборвалось и сползло куда–то вниз. Колени подогнулись, и я рухнула на ловко подставленный сестрой стул.
«В монастырь пришел кто–то из родственников Корви! – я запаниковала. – Сейчас меня выведут на чистую воду! Боже, знать бы еще, чем грозит присваивание чужого имени! А вдруг срок? Здесь же явное средневековье, где судят абы как. Еще ненароком сожгут за вранье».
– Адель вер туче! – мужчина, чье разбухшее тело никак не гармонировало с тонкими конечностями, мягко подошел ко мне и все–таки схватил за запястье. Ласково погладил тыльную сторону ладони большим пальцем – этот жест мне показался неуместным, каким–то чересчур интимным, поэтому я, зашипев, выдернула руку. Кровь прилила к моему лицу, что незнакомца несказанно развеселило. Он расхохотался, запрокинув голову. – Ту биче неррасте вохе!
