Жанкл Нануфа впился огненным взглядом в говорящего, верзилу с буйной шевелюрой и кустистой бородой:
— С каких это пор, Выткниглаз, тебя пугают сплетни и горстка неграмотных горцев?
Фург воздержался от ответа, понимая, что еще одно возражение может обернуться для него смертным приговором. Больше всего на свете Жанкл Нануфа ненавидел, когда с ним публично пререкались. Когда в комнате настала напряженная тишина, кэп чиркнул сигаретой о столешницу и, все еще мрачно разглядывая Выткниглаза, закурил. Его окружило облако голубоватого дыма, а по кондиционированному воздуху разнесся сладкий запах красного табака.
— Есть еще замечания, господа?
Никто, кроме У Паньли, не осмеливался встретиться с ним взглядом.
— Можете быть свободны. Кроме тебя, Баньши: мне нужно с тобой поговорить.
После того как фурги очистили комнату, Жанкл Нануфа пригласил У Паньли сесть на одно из двух гравикресел напротив его стола, и снова разжег потухшую сигарету.
— Эти проклятые эндорфины! — проворчал он. — Они гасят табак. Думаю, это цена, которую приходится платить за то, что наслаждаешься их дарами. У каждой медали есть обратная сторона, верно?
У Паньли неопределенно кивнул. Преамбулы кэпа, редко бывавшие бессодержательными, обнаруживали свой истинный смысл только при переходе к предмету разговора.
— Ты в последнее время ходишь как потерянный, Баньши. Разве ты не счастлив у нас?
— Кто может претендовать на счастье в этом мире? — возразил У Паньли.
— Избавь меня от своих загадок и философской зауми! Они, может, и сойдут, чтобы внушить уважение этой шпане, но я-то знаю, что они просто отражают твое беспокойство. Я с тобой говорю не об абсолютном и недостижимом счастье, которое рисуют мистики и прочие врали, а о простых радостях жизни: любви, дружбе, работе, благах…
— Если бы меня действительно тянуло к желаниям такого рода, я бы затеял интригу за ваше место, Жанкл.
— Бескорыстие — это та черта, которая мне в тебе сразу понравилась. Из него рождаются лояльность и хладнокровие — два незаменимых качества для организации. Но из бескорыстного ты превратился в равнодушного, а этого я в будущем кэпе допустить не могу!
Чувствуя себя неловко, У Паньли сменил позу. Несмотря на сферы-климатизаторы, он продолжал потеть под влажной одеждой. Маска на груди, кислородный баллон, висевший на плече, и тяжелые кожаные сапоги раздражали кожу.
— Мне трудно уважать и разделить интересы человека, которым я стал, — мрачно прошептал он.
