Жек иногда думал о па и ма Ат-Скин, двух самых обыкновенных людях, припомнить черты которых становилось все трудней и трудней. В минуты уныния могучие ветры ностальгии переносили его через бескрайние просторы космоса и возвращали на грустный, холодный Ут-Ген. Тогда его родной мир представал наряженным в яркие цвета, тепло и веселье, и виделся вдруг самой красивой планетой в изведанной вселенной. Потом он говорил себе, что, если бы остался в Анжоре, то не увидел бы Йелли, и Ут-Ген открывался ему в своем истинном облике, в своей стылой, серой мишуре. Хотя махди Шари еще не позволял мальчику самостоятельно бродить по эфирным коридорам, он чувствовал, что обладает достаточной сноровкой в психокинетических странствиях, чтобы рискнуть отправиться в безбрежный космос. Жек умирал от желания нанести малюсенький визит к па и ма Ат-Скин — хотя бы для того, чтобы дать им знать, что их единственный сын выжил после того, как Северный Террариум Анжора был отравлен газом, что он стал воином безмолвия, одним из тех героических созданий, которые перемещались из одной точки вселенной в другую исключительно с помощью силы мысли. Он, конечно, понимал (хотя признаваться себе в этом не хотел), что им скорее двигали не остатки сыновней привязанности, а гордыня. Он хотел им доказать, что они ошибались, а он поступил правильно, когда оставил семейное гнездо и последовал совету старого карантинца Артака. Ма отставит свою уборку, чтобы с восхищением взглянуть на него, а па гордо напыжится — как пыжился, демонстрируя гостям узенькую полоску земли, которую именовал «садом», и — кто знает? — быть может, они отрекутся от крейцианского чудовища, пожирающего их сердца и души.
Он встал и направился в сторону деревни. Они с махди поселились в старом доме Шри Лумпы, которого Шари упорно звал «папой Тиксу». Научившись перемещаться с потоком вибраций антры, Жек особенно радовался ходьбе пешком, простым удовольствиям — осязать предметы, ступать по земле, чувствовать поцелуи солнца на своей коже, вдыхать теплый воздух, напоенный запахами.
Бывшую центральную улицу деревни взяли в полон одичавшие травы, и стоящие в ряд постройки исчезли под буйной растительностью; виднелись лишь куски стропил обрушившихся крыш и верхушки каменных стен. Густой вал из ежевики, образовавшийся вокруг куста безумца, не мешал Жеку регулярно медитировать перед вечно сверкающими цветами. Там, неизменно уносимый течениями мыслей к Йелли, он слышал жуткий звук блуфа, рев далекий и отчетливый, от которого стыла кровь. Агония вселенной с такой силой отдавалась в его собственной плоти, что порой ему казалось, будто невидимый противник человечества пожирает его самого.
