Афтершок | страница 94



… - Гланеда, к стене, положила руки на стену, расставила ноги!

Это что-то новенькое, давно ее так не поднимали. Магдерал вскочила с койки, быстро приняв нужное положение — а то эти уроды пройдут электрострекалом по нежным местам, недолгое начало долгого заключения за легализацию доходов, нажитых преступным путем в особо крупных размерах научило ее одному — нужно изображать покорность, если не хочешь корчится в луже собственной желчи или страдать от боли в треснутых ребрах, лежа в лазарете. Если хочешь когда-нибудь отсюда выйти.

Жизнь на свободе со всеми ее маленькими и большими радостями казалась теперь такой далекой, недостижимой и нереальной! Жизнь, которой она лишилась и к которой она может быть и вернется лет через пятнадцать, когда она уже будет сварливой старой клюшкой, пережившей климакс и никому уже не нужной как женщина. Но она выйдет, и человек, которого она прикрыла собой, отдаст долг, он сам об этом передал через своего помощника. Ну что же, когда-нибудь это произойдет, деньги не вернут ее молодость, но помогут пережить одинокую старость.

Магдерал почувствовала, как смыкаются на ногах стальные браслеты кандалов. Последний раз эти украшения ей надевали, когда ее везли на суд, где зунландский судья, глядя на нее, как на какую-нибудь жабу под стук молотка озвучил свой вердикт — виновна! Зал суда тогда завертелся перед ее глазами, упасть без чувств не позволил адвокат, успевший подхватить ее под локоть.

— Мы куда-то едем?

— Молчать! — уперся ей в спину конец дубинки. — Отойти от стены, повернуться, руки вытянула перед собой!

Она молча повиновалась, глядя на блеск стали смыкающихся на голой нежной коже запястьев кандалов, ниже рукавов оранжевой робы, которая успела ей не то, что приесться, она ее возненавидела всей душой. Ненавижу этот цвет, подумала она, а ведь раньше когда-то любила.

— Двигай вперед! — охранник опять прикоснулся к ней концом дубинки. Да что я теперь, животное? Да. Но мысль об этом больше не возмущала, выбитая из головы дубинкой, стрекалом и отсидкой в карцере.

Ее повели вперед по коридору тюрьмы, между дверями камер с загнутыми назад руками. В тюрьме строгого режима и одиночной камере были свои плюсы и минусы, а главный плюс — отсутствие сокамерников и общения с другими заключенными. Уж ее с ее нежным личиком и красивой фигурой оприходовала бы в первый же вечер какая-нибудь кобла, предварительно опустив через своих шестерок. Хоть этого удалось избежать.