– Привет, Матвей! Как дела?
– Да как-то всё плохо.
Она взяла его за руку. Её ласковые, большие глаза вполне убедительно отразили тревогу.
– А что такое случилось? Быстро давай рассказывай!
– Кто-то хочет смерти моей.
Она потянула носом, и, рассмеявшись, понеслась дальше. Валенки были ей велики, едва не спадали с длинных и тонких ножек.
Возле палатки стоял, куря и дёргая желваками, Женя. Рядом с его ногой сидела собака. Боря пил чай, грыз пряники, и, хихикая, говорил:
– Ничего, Женёк, ничего! За Ирку не беспокойся. С тремя квартирами, двухэтажной дачей и «Мерседесом» её любой, не глядя, возьмёт. На пустой желудок этот продукт вполне ещё можно употреблять. Так что, не волнуйся! Ну, проиграл ментовские деньги, ну грохнут! Чего на них обижаться? Ты знаешь сам, кто в менты идёт! Правильно – дебилы, уроды да идиоты. А мы всё сделаем честь по чести, не сомневайся! Ваганьковское или, там, Новодевичье, правда, не обещаю, но на помойку не выкинем, закопаем как человека. Если желаешь, можем даже попа позвать. Швырнём ему пару сотен, пускай повоет! Не жалко.
– Боря, засохни, – процедил Женя, выплюнув сигарету, – ты что, не видишь – мне плохо!
– Вижу, Женечка, вижу! Ещё бы, это не шутка – полночи водку хлестать, а полночи с девками кувыркаться! Любой расклеится.
Подошёл кавказец в дублёнке.
– Почём пускатель? – гортанным голосом спросил он, схватив заинтересовавший его предмет и пощёлкав кнопкой.
– Четыреста пятьдесят, – отозвался Боря. Кавказец, вытаращив глаза, поставил пускатель.
– Ты что, с ума сошёл? Почему так дорого?
– Потому, что ты мне жрать помешал!
Матвей и Алёшка не удержались от смеха. Глядя кавказцу вслед, Женя закурил и сказал:
– Тебя самого когда-нибудь грохнут, Боря!
– Эх, Женька, Женька! Если меня и грохнут, то за святые принципы. А тебя…
– Фу! Фу! – завопил Матвей. Алёшка, Борька и Женька недоумённо уставились на него. Но сразу смекнули, чего он так разорался. Рыжая псина, встав, направлялась к кости, которую он четыре часа назад бросил на асфальт позади палатки.
– Да пусть сожрёт, – проговорил Женя, закашлявшись, – или это Борькин обед?
– Да нельзя собакам такие! Она кишки себе продырявит! – крикнул Матвей, и, подбежав к кости, быстро поставил на неё ногу. Спутница Жени остановилась и подняла на него глаза. Он вздрогнул. Из её глаз текли слёзы. Текли и падали на асфальт.
– Нельзя тебе это, – пробормотал Матвей задрожавшим голосом, – ты подавишься. Отойди! Пожалуйста, отойди!
