– Ты салат будешь? – спросила Матвея Дашка, взяв у него стаканчики.
– Нет, не буду.
– Ну и дурак! Отличный салатик.
– Очень возможно. Но я не ем, когда пью.
– А ты вообще когда-нибудь ешь? – заорала Дашка, и, потянувшись к Матвею, впихнула обе руки ему под бушлат, чтоб пощупать рёбра, – ой, какой тощий! Кости одни! Если вы с Маринкой когда-нибудь дозреете до перепихнина, кровать под вами ни разу даже не заскрипит!
Маринка невесело усмехнулась. К цветам, тем временем, подошёл мужчина весьма брутального типажа. Матвей сообщил об этом развеселившейся Дашке. Та, набив рот салатом, ринулась к покупателю, и Матвей не замедлил воспользоваться возможностью оказаться рядом с Маринкой. Она его обняла, но, когда он прильнул губами к её губам – отстранила, бескомпромиссно мотнув ушами, и села на складной стульчик.
– Устала я! Отвяжись! Всю ночь не спала.
Матвей вынул сигареты и закурил.
– Я тоже всю ночь не спал.
– Почему?
– А ты почему?
– Ужастик смотрела. Четыре серии. Мне Оксанка дала кассеты только до пятницы. Очень страшный! Теперь неделю глаз не сомкну.
– А я…
– Почём у вас гречка, миленькие мои? – вдруг остановилась перед ларьком древняя старушка с пустой авоськой.
– По двадцать два пятьдесят, – сказала Маринка. Бабка, заойкав, поплелась дальше.
– А я участвовал в нём, – закончил Матвей.
– Не поняла. В чём?
– В ужастике.
Вскинув брови, Маринка стала глядеть в упор на Матвея и вопросительно есть салат. Матвей стал рассказывать. По порядку, начав с бомжа. Когда он дошёл в рассказе до своего выхода из клетки, вернулась Дашка.
– Семь белых взял! – крикнула она, с триумфом размахивая купюрами, – по тридцатнику! Ох, тяжёлый! Военный, кажется. Срезы, …, ему не понравились!
– Дашенька, отойди, пожалуйста, – тихим, сдавленным голосом попросила Маринка, отложив ложку, – нам очень нужно поговорить.
– Я всё поняла. Болтайте, сколько хотите! Только давайте сперва ещё вмажем по стакану.
Спорить было бессмысленно. Быстро выпив, Дашка вернулась к своим цветам, и Матвей продолжил рассказ. Маринка его не перебивала и отводила взгляд от его лица лишь тогда, когда подходили потенциальные покупатели. Ни один из них надолго не задержался, так как она объявляла цены две тысячи двадцатого года, хоть был ещё только тысяча девятьсот девяносто восьмой. Но от двух приятельниц, прибежавших, как предрекала Дашка, на запах водки, не удалось отделаться так легко. Пришлось отдать им бутылку.
– Ну, так и что было дальше? – поторопила Маринка, когда они, наконец, ушли.
