Взгляды одногруппников в этот раз ко мне не прикованы. Все болтают, перекрикиваясь между рядами, а я замечаю широкую улыбку своей русоволосой подруги, которая машет мне с третьего ряда.
— Первые ряды были заняты, когда я пришла, можно было втиснуться, конечно, но я не захотела толкаться локтями, — говорит, когда я плюхаюсь рядом с ней в попытке отдышаться. Летела-то как…
— Не беда, — отвечаю и улыбаюсь в ответ, быстренько доставая учебные принадлежности.
Студенческий день проходит в спокойствии. Марка я не видела, он, естественно, не писал, и я тоже. Иногда я возвращалась мыслями к «нам», но усилием воли отгоняла их. К счастью, со мной была Аринка, которая ни за что не давала мне скучать. Она рассказывала об одногруппниках, смешных случаях в университете и это очень помогало.
Но было еще кое-что, что кирпичом летало надо мной, угрожая упасть в любое мгновение: разговор с мамой. И я не хотела его так сильно, как желала исчезнуть, испариться, раствориться в небытие. Только все предположения даже и близко не могли стоять с тем, что она сказала. Я будто находилась на вершине горы, а затем резко больно и неестественно оказалась кубарем летящей, цепляющейся за все выступы и камни, счесывая своим телом ветки и утесы летела вниз и так мне хотелось потерять сознание, не чувствовать удручающей боли, не наблюдать, как тешу чужое самолюбие шрамами, но нет, я была в сознании. И снаружи я все еще была невредима.
— Не смей забыть об этом, Таисия. И сделай всё, чтобы отец был доволен, — даёт последние указания мама, и переходит на восторженный тон, — Такой день! Будут все: начальство его, подчинённые и вы с Илюшенькой, конечно, тоже должны присутствовать! Там и о помолвке расскажете!
— Что? – ахаю и замираю, — Это невозможно! Илья не делал мне предложения!
— О, доченька, опять эта современность! — с напускной безмятежностью бросает на том конце провода, — Он договорился обо всём с отцом, твоё решение здесь не ключевое.
— Но меня никто не спросил, — бормочу растерянно, и, словно за спасительную соломинку хватаясь, произношу с надеждой, — Я ведь не люблю его, мама…
— Таисия, — одергивает она, — Мы обсуждали это уже тысячу раз! Стерпится-слюбится, помнишь? Ничто не бывает сразу, — её голос становится покровительственно-слащавым, словно я не понимаю прописных истин, — а любовь, она у всех разная. Для кого-то любовь в детях сосредоточена. Доучишься и будешь всю себя им отдавать. А мне-то как хочется внуков в колыбели покачать. Вот ты, когда маленькая была... — она всё говорит и говорит, но я ничего не разбираю. В ушах шумит, перед глазами плывет, а я просто не хочу верить, что нахожусь в реальности. Не хочу.
