И теперь мне приходилось страдать от надоедливой головной боли, неутолимой жажды и неуемной энергии моего приятеля.
Не прошло и недели, а он уже исследовал вдоль и поперек все здешние окрестности, перезнакомился с половиной моих крепостных и успел прочитать мне парочку нравоучительных лекций после того, как я неосторожно обмолвился при нем о том, что подумываю жениться на Кати.
«Ты с ума сошел? Зачем тебе эта взбалмошная и совершенно неприспособленная к семейной жизни девушка? Так хочется стать рогоносцем?»
В конечном итоге мы даже подрались, но быстро примирились, столкнувшись с тяжелыми последствиями первого похмелья, после празднования его приезда.
С тех пор он зарекся еще когда-нибудь столько пить, ну я назвал его слабаком.
Лошадь моя хорошо знала свое дело: не зря же я в свое время заплатил за нее кругленькую сумму, да и отец учил меня конной езде едва ли не с пеленок, так что далеко от меня оторваться ему все равно не удалось.
Свернув у ручья, Рик помчался резко влево, ловко перелетая через валежник и уворачиваясь от веток, а я так увлекся неожиданной погоней, раззадоренный бешеным азартом и желанием снова быть первым, что даже забыл о своем похмелье и не заметил, как мы оказались в чужих землях.
И, когда я уже приблизился к цели и должен был вот-вот одержать триумфальную победу, мой друг-австриец неожиданно остановил коня и соскочил на землю, вглядываясь куда-то вдаль.
— Какого лешего! — разозлился я.
— Надоело! — пожал плечами Рик.
— Здесь красиво, не находишь?
— Издеваешься? Поля — леса, леса и поля — что тут красивого и особенного? — моему разочарованию не было предела.
— Все потому, что в тебе не живет душа поэта, — усмехнулся он и снова посмотрел вдаль.
— Крестьяне? Твои? — спросил он, указывая на трудящихся впереди крепостных крестьянок, занимающихся прополкой барских угодий.
— Крестьяне, только не мои! Твоими стараниями мы забрели в чужое поместье! — ворчливо отозвался.
Рик словно и не слышал меня и спокойно направил лошадь вперед, явно намереваясь пообщаться с собравшейся публикой.
Я только раздраженно возвел глаза к небу и тоже спешился.
— Напомни мне потом, что я собирался придушить тебя, как только мы вернемся в усадьбу, и ты оставишь моего жеребца в конюшне.
— Напомнишь мне послать тебя к черту в очередной раз, если я вдруг забуду! — усмехнулся Рик.
Я не понимал этой глупой тяги приблизиться и попытаться понять простолюдин.
Крестьянки, к которым мы подбирались, словно и не замечали нас, занимаясь своим делом и лишь изредка переговариваясь между собой.
