— Годится? — ядовито уточняют.
Чтобы ответить приходится прожевать.
— Нифигашеньки, — вытаскиваю застрявшее между верхними передними фруктовое волокно. — Нежнее надо, у меня глотка не резиновая.
Всё. Чешир ржёт в голосину. Да и остальные не сдерживают улыбок.
— Вы специально, да? Вы хоть понимаете, как двусмысленно звучат ваши шуточки?
— Э, нет, дорогуша, — строго прицыкиваю я. — Ты на меня свои гормональные проблемы не повесишь. Нормальные у меня шуточки, детский канал не придерётся.
— Ага. Особенно про глотку.
— Учи анатомию, — демонстративно показываю ему язык, выражая тем самым своё "фи", и требовательно тяну за собой Михеева. — Пошли, любовь моя.
— Куда?
— Любовью светить. Кое-что запишем быренько и будешь свободен.
— Вот прям сразу? Нельзя хотя бы до завтра подождать?
— Сделал дело — отвали смело, слыхал такое? Если хочешь, чтоб я от тебя скорее отстала: слушайся и подчиняйся.
— Чёрта с два отлипнешь. Мне теперь тебя всю неделю на своей шее терпеть придётся, да?
С ангельским ликом невинно хлопаю глазками.
— Ну естественно, пирожочек. Я же твоя… — складываю пальцами сердечко. — Only one. На какое-то время, во всяком случае.
Но спокойно позагорать на пляже я ему точно не дам. Пусть не рассчитывает. И клеить левых девиц не дам. Мне не надо, чтоб потом по всем сетям гуляло, что Софе Каминских рога наставляют. Одного раза хватило, не вставило. Повторного прикола не хочу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МИХЕЙ / Глава шестая. Вечер в хату, господа
— Давай без маразма. На нас и без того как на дебилов косятся.
Плетёнка шаровидного бунгало абсолютно не закрывает от любопытных морд. И от солнца шибко не спасает. И на кой хрен её вообще тогда тут выстраивали?
— Не бухти, от тебя и так ничего не требуется, — Софа скрупулёзно настраивает высоту штатива. Отбежит, проверит, вернётся, сдвинет на миллиметр, опять отбегает. Уже минут десять ковыряется. С моим штативом, так на секундочку. На котором закреплён мой телефон. Может ей и носки свои отдать? Хотя она без спроса возьмёт. Жвачку во всяком случае в спортивной сумке откопала и преспокойно приватизировала. — Корпусом чуть влево развернись.
— Куда я тебе развернусь? И так раскорячился.
Мягкие сидушки давно продавлены и все деревянные рейки впиваются в зад.
— Вообще не парит. Подушку подложи и на неё облокотись.
— Я этой подушкой тебя сейчас задушу.
— Непременно, — громко лопается надувшийся пузырь. — Только сначала развернись влево на пятнадцать градусов.
— Зачем?
