Некоторое время она приглядывалась к новым людям, изучая их повадки, ориентиры, их метод жить. Но Ольга не могла долго оставаться только созерцательницей, не такая у нее была натура. И жаждала она одного — поскорее самой окунуться в дело.
Виктор устроил ее в бар официанткой. На первых порах Робертович строго-настрого запретил Ольге во что-либо ввязываться. «Рассчитываться, — внушал он, — строго по счету, недолив там, обвешивание — ни-ни». Он говорил, что для Ольги работа официанткой — это начальная школа, первая ступенька лестницы и что главное для нее — это научиться общаться с людьми, научиться, как он говорил, чувствовать человека. «Будь фотоаппаратом, — учил Робертович, — сама не изобретай ничего. Копируй других, но копируй в точности». Она оказалась способной и расторопной ученицей.
…Все шло наилучшим образом. Проработав в общепите несколько лет, Ольга добилась многого и стала на равных со многими. Она ездила на своих «Жигулях», фирменно одевалась, имела доступ практически к любому дефициту. Завьялова постепенно вросла в категорию людей, «решающих вопросы». Теперь она могла, например, устроить номер в гостинице, попасть без очереди на выставку популярного художника, выйти на нужного человека в приемной комиссии престижного вуза. Всюду у нее были теперь друзья, или друзья ее друзей, или просто хорошие знакомые. Казалось бы, не так уж мало для молодой женщины.
Но вот как-то летом она впервые слетала по вызову к сестре в Швецию и снова надолго утратила обретенное было равновесие. Коттедж, где жила сестра с мужем, конечно, уступал елисеевской даче, тем не менее, вернувшись домой, Ольга с горечью ощутила, что до сестры ей по-прежнему далеко. Да, она имела вполне стабильный доход, но собственного, к примеру, трактора, возделывающего участок на ее вилле, у Ольги все-таки не было. Как и самой виллы.
И особенно обидным казалось то, что сестре все досталось не ценой каждодневного напряжения, бессонных ночей, постоянного риска все потерять и самой угодить за решетку, а почти даром, можно сказать, в мгновение ока. Сестра обскакала ее, вытянула счастливый лотерейный билет, рассуждала она.
Изменились взгляды Завьяловой, переменились оценки. Теперь она окончательно утратила интерес ко всему, кроме комфорта и незаслуженной роскоши. Может быть, в этом была виновата ее мать, вечная мечтательница о деньгах? Или отчим с его нравоучениями? А может быть, решающую роль сыграло железное воспитание Виктора Робертовича, преподанные им уроки? Трудно сказать. Так или иначе, Ольга вернулась от сестры и потеряла покой. Все ей опостылело. И работа, так увлекавшая прежде, казалась теперь бессмысленной суетой. В самом деле, думала она, чайной ложкой жажды не утолить. Что толку быть маленьким колесиком в огромном общепитовском механизме? Колесиком, которое вдобавок вращалось не само по себе, а лишь в полной зависимости от воли Робертовича: того не смей, туда не суйся. Новый муж сковывал ее самостоятельность, занудно учил ее, будто умеренность — главное качество в их профессии. Но ей уже надоело вечно от кого-то зависеть, надоело давать отчет. Хотелось своего, прибыльного дела.
