- Не бойся, Сана! Не припадошный я. Нервы от переживания зашлись и царапаются друг о дружку. Да пустяковина всё это! Ты, Гордей, можешь до самой смерти гневаться. А я выдохся... И приходил я не каяться... Служба привела: велено звать тебя на правление.
- Это меня не касаемо.
- Как раз тебя и касаемо. Так что будь всеобязательно! А ты, Сана... Да ты погоди ухватами греметь! Слово сказать хочу. Из-за тебя я много передумал. Так много, что больше уж некуда. Кабы не муки твои, я бы, может, ишо год-два вызверялся на Гордея. А теперь всё... Ну вот... с тем и до свиданьица!
- Неуж только за этим и приходил? – смущённая необычным разговором Пермина, спрашивала Александра. На всякий случай упредила мужа: – Ты остерегайся! От этого всего можно ждать...
Гордей отмалчивался.
Накинув зипун, отправился в кузницу.
Весь день был какой-то шальной.
Не успел дойти до моста – нос к носу столкнулся с Бурдаковым.
- Здорово живёшь, кум! – прохрипел Илья.
- Доброго здоровья! – рассеянно кивнул Гордей, немало удивив Бурдакова. И прошёл мимо, сам не заметив, что нарушил обет молчания.
В конюховке хоть топор вешай. Над столом склонились человек шесть заядлых игроков, двигавших по лотошным клеткам семечки, обрывки бумажек, пуговицы. Митя, рогатясь ухом шапки, остервенело грохотал фишками.
- Девяносто лет – старый дед... У вдовы одиннадцать детишек... Тридцать три дыры в кармане... А-а, Ямин! Идёт слух, будто воздвигают тебя?
- Теперь, слышь, токо бока подставляй! – вздохнул Ворон. – Заместо коренника потянешь...
- Вы о чём?
- Не знаешь? Ха, душа на костылях! Говорю – воздвигли! – пояснил Митя. – На самые верхи попёр! А меня вот – не пущают...
- Отвяжись ты!
Из правления выглянул Пермин.
- Поднимайся! Все в сборе.
- Во! – ухмыльнулся Митя. – Вознесись, человече! Хватит в нижних-то прозябать!
- Балаболка!
Идя по ступеням, Гордей сдерживал шаг, словно всходил на лобное место.
- Судьба играет с человеком, – услышал он дребезжащий тенорок Мити, вытащившего опять ту же фишку – Тридцать три...
Не было одного Науменко.
- Без хозяина вроде и начинать неловко, – сказал Европий.
- Семеро одного не ждут.
- Хозяину-то опять вожжа под хвост попала, – поманив Сидора пальцем, сказала Фёкла.
По улице расслабленной иноходью трусил Воронко. Подвернув к конторе, остановился, отряхивая с себя стылую пену. В кошёвке спал Науменко.
Всю неделю он не подавал о себе вестей. То его видели в районе, то в соседних деревнях. И везде пьяным.
