Припади к земле | страница 21
- Спроси у Агнеи, – обтачивая копыто, посоветовала Афанасея, а когда Евтропий отошёл, упрекнула Прокопия: – Истовый ты, парень!
- Докуль терпеть будешь, тятя? – не слушая её, спросил Прокопий.
- Кого терпеть? – не понял Гордей.
- Да хоть того же Сидора и всяких разных...
- Яйцо курицу учить?!
- Думаешь, у меня глаз нет?..
Гордей, не ответив, начал накладывать подковы.
Глава 6
Правление колхоза занимало второй этаж просторного фатеевского дома. Колхозники сюда поднимались редко, по-видимому, стесняясь хором, разрисованных деревенским живописцем Логином Тепляковым. Нарядный цветастый потолок напоминал узор церковного купола, только место Саваофа посередине занимала хозяйка дома, а с круглой голландской печки похотливо скалился чёрт, отдалённо напоминавший хозяина.
Зная до мельчайших подробностей грешную жизнь Наталии Фатеевой, люди, заходя сюда, насмешливо кривились. И лишь Ворон частенько забывался и впадал в конфуз, размашисто крестясь на собственную дочь. Изображение её и в самом деле было неожиданно: она и вроде бы не она. Эта Наталья отличалась от прототипа недеревенской одухотворённостью, тревожа мужиков не плотью своей, а неземным торжественным просветлением. Овал лица был тоньше, червонное золото волос, доставшихся от матери, – повоздушнее. А в чёрных глазах отцовских – вместо дерзости – благостная задумчивость. «Нездешняя!» – сказал про неё Евтропий, разглядывая Логиновы старания, и приглушил матерок, готовый сорваться с губ. Зато, спустившись вниз, в конюховку, свернул цигарку в самоварное колено и крыл до последней затяжки, отводя душу. Этой нездешности сторонились и другие, остерегаясь наверху «выражаться».
Конюховка, собственно, и была колхозным штабом. За грубым, рубленым столом, до блеска отшлифованным рукавами зипунов и шуб, толпились колхозники, спеша до наряда перекинуться в дурачка или раскинуть лото. Митя, главенствующий здесь, лихо заломив засаленную шапчонку ухом вперёд, остервенело хлопал измочаленными картами собственного производства, проклеенными для веса картошкой.
Иные грудились вокруг Евротопия, который с усмешечкой рассказывал где-то слышанную или по случаю сочинённую байку.
- ...Приехал в та пор к Вавиле Сёмка Святогоров, дикой силишши мужичина. Вавила поле своё пахал, ладил пашеницу сеять. Чует Вавила – земля из-под ног уходит. А это, братцы мои, Святогоров ту землю за колечко дёрнул и всю начисто повыдернул из-под мужика. «Хватит, – говорит, – мантулить, Вавила!.. Иди, паря, куда велю! А велю я тебе петь да скоморошить. Пашеница твоя сама родится». Пала Вавилина лошадь, заросла Вавилина пашня. Дети по свету разбрелись. А он всё песнями тешится. Токо песни те больше про пашню, которую не засеял, да про пшеницу, которую не вырастил... – невесело закончил Евтропий.