Ямин бросил топор в колоду. Вода по-гусиному зашипела, плюнув густым паром.
- Дедушкова память. – Митя поправил шапку и отправился в конюховку. – Ум в ей большой заложен, – уже из-за дверей разъяснил он секрет привязанности к своей шапке.
- Понял, золовец? А ты зиму и лето без шапки. Потому и без хлеба.
Ямин вынул из колоды топор, влажный, но уже остывший, и протянул Евтропию.
- Наточишь сам...
- Это сумею. Неподатливо железо, а всё ж так мнётся, как токо человеку надобно.
- Вот и вертится карусель, – хохотнул дед Семён. – Люди по железу колотят, оно – по им...
Всхлипывали со скрипом мехи, метался неровный огонёк в куче подсыпанного угля. Медленно грелась короткая болванка.
- Положи ровней! – приказывал Гордей сыну. – Не видишь, с одного боку греется!
- Скоро не только топоры, скоро людей ковать будут! – усмехнулся дед Семён. – Стук-стукоток – и человек выпрыгнул.
- Это смотря кто ковать возьмётся, – отозвался Евтропий. – Мастер так ладно. А другому доверь – уродцев накуёт...
Сазонов рассмеялся, показав полный рот белых зубов.
- Мудрёный вы человек, Евтропий Маркович! Ох, мудрёный!
- Кабы меня в кузнице ковали... А то ведь баба родила.
- Я вот думаю, – сказал дед Семён, все мы люди по образу и подобию божию, и все разные... Чудно! Двух человек, мало-мальски схожих, по всей матушке-России не сыскать. От разности своей и пыжимся...
- Потому и в колхоз не идёшь? – ухмыльнулся Евтропий. – Иди. Колхозы – божье дело. Ишо до Советской власти Вавилонскую башню колхозом строили, да бог испужался, что его председателем назначат. Колхоз развалил, разные языки людям дал... Крепко струхнул старичок! Где уж, говорит, мне, ежели помоложе меня и те боятся. С того вот и началось...
- Воронка перековать надо, Гордей Максимыч! – в дверях, заслонив собой бледное, малокровное утро, стояла Афанасея Гилёва.
- Веди, Прокопий подкуёт.
- В станке стоит.
- Сама-то всё ишо не кована ходишь, Афанаска? – выходя из узницы, спросил Евтропий.
Женщина не ответила. Прокопий, приподняв ногу фатеевского жеребца, провёл по копыту рашпилем. Иссиня-чёрный конь дрогнул крупом, провиснув на ремнях.
- Мясо не задень, – любовно оглаживая мерцающую шерсть, предупредила Афанасея.
- Советовать на конном дворе будешь, – огрызнулся Прокопий и сильней нажал на рашпиль. По длинному телу вороного волной прошла нервная дрожь.
- Иди-ко ты отсюда, мастер! – сердито оттолкнула его Афанасея. – Сила-то не здесь нужна...
- А где? – спросил Евтропий.
