– Верните тетрадку в могилу, я Вас прошу, – шепнул странный холодный господин, напоминающий труп. Он болезненно сморщился стоило только прикоснуться к этому дьявольскому подарку.
Но гость исчез туманом, когда на кашель похмельного лингвиста прибежал горе-поэт. Он глядел с ужасом, то было даже чем-то приятным в бесконечном ужасе. Яша хотел рыдать, он хотел рыдать. Он сжимал это чертово кольцо руками и пытался отогнать страшные мысли. Пытался поверить в собственное безумство, пытался моргнуть и исчезнуть.
– Яков! Яков, ты живой? – Григорий готов был упасть замертво следом от страха, но что его страх в сравнение с теми цепкими когтями, рвущими душу?
– Яков, – ответил тот отрицая собственную живость и подбегая к Грише, как к последнему существу во вселенной, как к последней иконе – Гриша! Гриша! Ты не представляешь, ты не представляешь!
Он показал кольцо, он показал кольцо и чужое лицо вмиг исказило поражение. Коньячные глазенки ничего не понимали, пыльные глазенки напротив тоже не могли найти ответ.
– Яша, что же это за чушь? Как к тебе мог приходить покойник? Как он мог дать тебе… вот это?
– Бога ради! Я не знаю! – это они молвили уже после решения Фрицевича срочно возвращаться домой. Он дочтет последние амини, он поймет. Он должен попасть домой, должен попасть домой и найти-найти этот чертов ответ! Чертов.
– Яша, нет! Верни тетрадку сразу. Это все гнев проклятой души, игра Сатаны.
Яша отрицательно мотал головой. Он понимал нутром, что вернуть ее будет лучше, но каким-то новым чувством, узнавшим страшную правду своего одиночества, не был способен. Владимир Солитудов, как же неверно было осуждать Вас. «Солитудо» с латыни одиночество? Один род у Вас с мальчишкой, что трясся в тарантасе. Род несчастных, потерянных существ. Может тоже к бесу обратиться?
– Федечка, почему Вы умерли? – он даже не нашел в себе сил его могилу найти. Почему такой человек умер? В нем всегда кипела жизнь, он никогда не смел разныться, никогда не делал себе поблажек? О, как много он работал! В нем кипела жизнь! И он и повесился? Это ложь, это ложь.
– Может от того и повесился, – зазвучал голос оставленного Григория Андреевича – Он ведь даже не отдыхал толком. Грезил о каком-то невообразимом будущем, играл в Бога! И играючи себя убил. Как царевич Дмитрий на ножечки пал.
– Замолчи, – шептал Яков проклятья утирая нос желтым платком, от чего-то постепенно розовеющим.
Он воротился домой с диким воплем, засевшим где-то в груди. Весь мир стал другим. Он стал другим. Яков смотрел в мутные стекла зеркал, которые тут же решил завесить, словно в доме появился покойник. То приказ души, растерянной души, которая старалась написать письмо своим двум… кому-то. Ничего не выходило. Перо лезло из рук, на бумаге вместо русской буквы являлась страннейшая конструкция. Слова не лезли из горла, не лезли в голову. Все вокруг стало чем-то фоновым, непонятным. Яша заплакал, потом обозленно укусил шляпу.
