– Ей будет больно, ей будет больно! Бросай сей бред, эта боль ничтожно мала по сравнению с тем, что она испытывает в своем заключение, – в моих руках из ничего является кинжал, я немею и белею. Он прав, но, прошу.
– Что она говорит скажите, прошу!
– Слишком многого хочешь. Делай покуда я милостив! – он гневается, я замолкаю. Я пытаюсь читать по губам и это бессмысленно. Я плачу, я плачу и подходя к ней, под строгим надзором чертей и строгим руководством Люцифера свершаю надрез. Ее глаза чернеют, я прошу прощения, я пытаюсь взять ее за руку, улыбнуться, хоть что-нибудь, дабы сказать, что я не хочу, не хочу этого делать, не хочу причинять ей боль. Я хватаю черное сердце, хватаю и нежнейшим образом извлекаю на тьму дьявольскую.
– Теперечи у тебя в руках ее душа. Запоминай, что я тебе скажу и возвращайся обратно.
– Слушаю, Ваше Величество, – душу ее я прижал к груди и склонил колени вновь. Надежду же увели, знала бы она, что я мысленно поклялся ее вернуть. Милая, Вы достойны рая. Хотя бы на земле.
– Слушай же, слушай! – как нравилось ему повторять – Владимир, Владимир! Саван продержанный у склепа разложи на столе, выложи сеном на нем фигуру человечью, кости палками древа сотвори. И сердце положи внутрь сена там, где грудь будет. Когда тело начнет плотью являться тут же кольцо на палец явленный оденьте, – он кинул мне в руки кольцо, где начертано три имени было – Бример, Субурит, Транаирт.
Я кивал, кивал на каждую его речь и потом, последнее, что заявил он мне:
– Потом нарисуй круг, зачти в нем проклятие заклятие и в тот час очнется женщина. Сотри круг, сними кольцо и спрячь в ларец, так спрячь, дабы она не узнала где колечко лежит. Коль не успеешь – судьбу решит твою ее воля. Негоже душам оживать.
И меня унесли, вывели за руки из тронного зала, вновь взнесли над тьмой пламенной ада, но я уже ничего не понимал. Не понимал ничего, покуда…»
Яков гладил страницу с символами этими кривыми, и думал, думал о том, каков же этот Владимир – он так жестоко поступил с милой своей, столь неверно, разве так можно? Разве можно ради своего счастья? И тешился лингвист тем, что никогда бы так не поступил. Вот оно простое для человека, кто же так не делал? А Владимир был ли таким, каким себя написал в своей истории? Это все точно сказка, выдумка опиумной головы бедного лекаря.
Лишь кольцо могло что-то потвердеть. Где же он было? Яков почему-то был уверен, найди они это колечко дьявольское, то все прояснится и можно будет что-то утверждать. Загадки всегда имеют ответ! И ему было весело, очень весело. Все его уныние кончилось, он забыл о ссоре своей недавней с товарищами и смел писать им, прикладывая аминь новый, говоря о своем желание съездить в город большой, где получил свое образование. Да и про кольцо спросил. Ему быстро ответили, что кольца никакого в собственности не было, пустили в путь спокойно. Запретить словно могут? Яков мог бы даже поклясться, что, когда уезжал, видел Лизавету Петровну на утреннем променаде. Какая трагичность лица! Как белеса кудря! Он так и не смог себя переселить и кивнуть ей приветственно. То было неважно. Он всучил деньгу кучеру и помчался, впрочем, всю дорогу он проспал. Не далек путь был. И между сном…
