– А что они клюют.
– Лягушек. Рыбок.
Бабушкин ответ расстроил Труду. Лягушек ей было жалко. Но и огромных белых птиц хотелось увидеть.
– Значит, они никогда сюда не вернутся? И я их никогда-никогда не увижу? – Девочка задумалась о чём-то своём, глазёнки её сразу стали грустными.
Разве мог Большой Клаус глядеть на это спокойно? Для того, чтобы утешить свою любимицу он готов был на всё. – Труда, солнышко, хочешь, я вырежу для тебя игрушечного аиста? Нет? Мы вместе с тобой раскрасим его белой и чёрной красками? А клюв и ноги – красной? А хочешь, мы вместо рухнувшего аистиного столба поставим новый? С тележным колесом для гнезда? На радость нашей малышке? Будущей весной полетят птицы из тёплых краёв, закружат над мельницей, и самая красивая пара, самая-самая красивая! – аист с аистихой опустятся на колесо, поглядят, как здесь уютно, как хорошо, пощёлкают клювами от радости, что нашли такое чудное место, и останутся навсегда.
Маленький Клаус неодобрительно покачал головой: – Ну что ты ребёнку голову морочишь? Заняться тебе нечем? Так Густав найдёт работу.
– А что тебе не нравится?
– Глупость твоя. То, что ты выдумал – пустая затея. Нет тут нигде никаких аистов. За сорок вёрст нигде нет. Впрочем, за сараем, помнится, лежит с зимы без надобности чуть не целый сосновый ствол.
– Только хотел немного побездельничать, на травке поваляться, нате вам! – проворчал Гюннар. – Ну, где там ваша сосна?
И после обеда закипела работа. Приволокли огромное отёсанное бревно, выкатили рассохшееся, но всё ещё крепкое тележное колесо.
Пока взрослые оттаскивали обломки, пока орудовали топорами и лопатами, дети, пошушукавшись меж собой, занялись своим, не менее важным делом. Они обошли дом и сараи, собирая какие-то пустяковины – пуговки, пёрышки, тряпочки, травинки. Андерс отстриг несколько волосков из хвоста пегой мельниковой кобылы, подумал, и отхватил рыжую прядь из гривы отцовского гнедого. Ильзе отыскала куст чертополоха, над которым кружили бабочки и шмели, и сорвала три самых больших, самых ярких цветка. Труда, поколебавшись немного, убежала к себе и вернулась, неся в ладони разноцветный стеклянный шарик со сквозной дырочкой – видно самое дорогое своё сокровище. Метте, повинуясь наитию и вспоминая уроки Элис, сплела из всего этого оберег и накрепко привязала его к ступице колеса. Гийом же, пока взрослые копали яму, и бревно лежало в траве поперёк двора, вырезал на нём охранные руны.
Гюннар поглядел-поглядел на ребят, и, неизвестно чего ради, всего скорей просто для смеха, притащил ведро воды из запруды и залил в яму, прежде, чем ставить столб. – Во! Здорово я придумал? – Пусть наш столб здесь корни пустит, тогда никакой буре его не выворотить!
