– Это вам.
– Спасибо. Ты не Ротшильд, случайно?
– Нет. Петров моя фамилия.
Они вместе рассмеялись. Довольные соседки пошли пить чай в беседку, а он направился к подъезду.
Открыв квартиру, стал осматриваться. Здесь ещё пахло краской, хотя не так сильно, как вчера. Убранство комнат было простым, лёгким, без ковров на стенах и на полу. Мебель была простой, удобной, но подобранная со вкусом. Много книг. Здесь была и классика русской, и зарубежной литературы, всевозможные энциклопедии, много фантастики и детективов. В квартире было уютно и светло. Не зря вчера окна покрасили. Действительно, они похожи на белых лебедей. «Ароматная» краска не подвела. Так, что там она про родственницу на холодильнике говорила?
Он вышел в узкую прихожую, где высокой башней возвышался белый «Самсунг». Вся его дверь была завешана маленькими магнитиками с изображением туристических мест, где была в путешествиях семья.
В центре в простом файле размещалась репродукция картины. Он присмотрелся. На ней была изображена юная девушка, сидящая полубоком у мольберта. В одной руке она держала палитру, а другая была занесена с узкой, длинной кистью над холстом. Она была одета в тёмное платье с большим красным бантом. На голове старинный нелепый большой белый чепец, из-под которого спадали волнами короткие чёрные вьющиеся волосы. Выражение лица у этой юной девушки было спокойным. Широко распахнутые карие глаза, тонкие нежные черты лица. Девушка выглядела так, как будто её кто-то позвал, отвлёк от рисования. Она явно кого-то ему напоминала. Кого-то, с кем он только что встречался. Это была уникальная копия Галины Алексеевны. Ему подумалось, что вот такой она должно быть была в юности. Может, это, действительно, её портрет? Ведь, сейчас модно облачаться в старинные одежды и заказывать свои портреты под старину. Георгий убрал держащие нижний угол портрета магнит и прочёл: «Элизабет Виже-Лебрен. «Автопортрет с палитрой». «Интересно, где висит эта картина? Наверное, в Париже в Лувре? Да, только из-за этого стоит слетать в Париж и посетить Лувр. Показать ей подлинник этой картины. Никогда раньше не хотелось, а теперь захотелось, но только с ней вместе». Георгий Борисович решил, раз эта картина написана французской художницей, то и должна висеть в Париже в Лувре. Он вдруг встал перед картиной и сказал вслух:
– Спасибо вам, мадмуазель. Ваш портрет наводит на правильные мысли. Благодарю. – и он шутливо поклонился. Выпрямляясь, взгляд его скользнул по лицу девушки, и ему показалось, как будто лёгкая улыбка скользнула по её полуоткрытым губам. «Бред, – но ему стало жутковато, – Верующий человек, боевой офицер, в храм ходишь, и тут тебе! Краска повлияла, наверное.»
