– Что ж, ярких дней тебе и твоему племяннику, – сказал он, – а мне пора, столько всего нужно сделать…
«Точно помирать собрался», – подумал Эльбрено, провожая взглядом бордовую мантию.
– Асавин, что за мутные делишки вертятся вокруг тебя? – прошептал Тьег.
– Ооо, – протянул тот, махнув рукой девке с подносом. – Ничего такого, мой дорогой друг. Не беспокойся.
– Прости, но что-то не верится, – пробормотал парень.
Девица подошла к столу и ловко, как кошка, поймала моль.
– Милая девушка, кувшин вина, пожалуйста, – он повернулся к Тьегу. – Ты правда хочешь знать? Знание может погубить.
– Незнание тем более, – парировал парень. – Скажи, у тебя возникли проблемы? Не стоит беречь меня, я не сахарная голова.
Наивность и детская простота этого мальчишки не переставали поражать блондина. От неизбежного ответа его спас перелив эспарсеры. Музыкант сидел на стуле, коричневый, как буйволиная кожа, вьющиеся черные волосы стянуты в тугой хвост, а руки с закатанными по локоть рукавами ласкали гриф и переливающиеся струны. Соло взмыло под потолок и устремилось вниз. Ладони застучали по дереву, отбивая простой ритм, и Асавин увидел женщину, танцующую меж столов. На ее смуглой коже пестрели синие узоры, а из одежды было несколько полосок ткани. В обеих ее руках поблескивали плоские чаши. Женщина улыбалась и ловко двигала руками, спина у нее была такая прямая, словно она проглотила рапиру. Тьег заворожено уставился на почти обнаженную фигуру с гибкой змеиной талией.
– Асавин, что это? – спросил он.
Блондин вольготно устроился на стуле, пожирая женщину глазами.
– Ритуал, древний, как сама Ильфеса. – объяснил он. – Танец с чашами. Девушка символизирует мир. Ее груди – это высокие горы, синие узоры – реки. Она полна жизни и плодородия. Черная чаша – тьма, белая – свет. Смотри, – он указал на бородача, что с улыбкой бросил монетку в белую чашу. – Чья сторона перевесит, тот и победит.
Собирающая монетки девушка поравнялась с Тьегом и Асавином. Блондин отметил, что лоб ее был скрыт пестрой повязкой, а глаза алчно поблескивали. Завороженный ее танцем Тьег уронил монетку на горку белой чаши. Ухмыльнувшись, Асавин начал по одной отсыпать золотые кругляшки в черную, пока не выстроил небольшую пирамиду. Глаза девушки блеснули еще азартней.
– Что ты делаешь? – изумился Тьег. – Зачем в тьму-то?
– Смысл танца не в победе одной силы над другой, а в гармонии, – объяснил Асавин, провожая женщину взглядом. – Мир должен находиться в равновесии, и добиться его очень непросто. Я уравновесил чаши, и мир, похоже, доволен, – он подмигнул обернувшейся танцовщице.
