Лабиринты переулков уперлись в дурно пахнущие завалы мусора. Малец ловко забрался наверх, а вот толстяку пришлось повозиться. Когда он скатился с противоположной стороны, то окончательно потерял человеческий вид. Начало смеркаться. Эстев удивился, как быстро прошел день.
В сумерках они прокрались вдоль хребта налепленных дуг на друга лачуг. Кое-где горел огонь, и к нему жались то ли люди, то ли тени, зачерпывающие из общего котла неопознанное варево.
– Ляг здесь, отдохни, – распорядился мальчишка, указывая на что-то, больше похожее на собачью будку.
Эстев вопросительно изогнул бровь, а пацан вдруг рассмеялся, похлопав того по пузу.
– Да не боись, тут тебя ни в жисть не найдут.
Почему-то это успокоило толстяка, и он, скрючившись в три погибели, заполз в конуру. Завернувшись в обрывки плаща и поджав израненные ноги, он упал на несвежую солому. Все еще на свободе, только во что же вляпался? Усталый разум быстро погасил дотлевающие угольки мыслей.
***
– А ну, ты! – проорал багровый от гнева человек, замахнувшись пудовым кулаком на Ондатру.
Тот легко увернулся и подставил древко копья под заплетающиеся ноги противника. Драчун обдал его волной смрада и кувыркнулся с лестницы, прямо в сточную канаву. Молодой воин щелкнул зубами. Об этот мусор не стоит марать руки. Удостоверившись, что человек жив и относительно цел, молодой охотник вернулся под крышу, и его тотчас охватили духота, чад табака и густой смрад множества людей. Ондатра облокотился о стену и оглядел зал. За столиком в углу бойко стучали костяшками какой-то непонятной человеческой игры. На столешнице разрастались узоры из разноцветных квадратов, люди галдели, звенели желтыми кругляшками, рычали друг на друга и много пили, проливая часть на пол. Ондатра не понимал смысла этой игры, да и вообще, что это за удовольствие, сидеть в четырех стенах и стучать, стучать, стучать по дереву, пока тебя не выкинут, бессознательного и нагого. Не понимал он и страсть людей к выпивке, от которой те становились либо шальными, либо вялыми, как выкинутые на берег морские звезды.
Несколько людских компаний заигрывали с пробегающими мимо девушками. Полуголые самки, похожие на ярких коралловых рыбок, дрейфовали между столов, охотно присаживаясь на свободные колени. Их разукрашенные лица напоминали гальюнные фигуры людских кораблей. Ондатра не переставал думать о рассохшейся древесине и облупившейся краске, изъеденной солью и корабельными червями. Девушки и сами не жаловали ни молодого воина, ни других членов племени, а ведь именно они оберегали в этой рачьей норе хрупкое подобие порядка.
