Зачем сопротивляться тому, что неизбежно наступит. Ведь вы не пытаетесь бороться с ночью? Вы просто включаете ночник, чтобы не было так страшно.
А мой ночник – это желание, которое оказывается ему нужно.
– Вот и умница, – догадался он о моих мыслях, и скорее всего по тому, что я кулаки расслабила и голову назад откинула.
– Вы могли бы меня просто изнасиловать, – замечаю я, потому что вспомнила парней, которым отказывала. Они не приняли мое решение и хотели воспользоваться силой.
– Только слабый насилует того, кто слабее его.
– А что делает сильный?
– Отрезает пути отхода, – говорит он, и резким ударам к книжным стеллажам прижимает. Вдавливает в живот член и жадно губ касается. И внутри словно та самая лава растекается, делает меня мягкой, податливой. Живой!
Руки-предатели сами тянутся обнять могучую шею. А он по ногам проводит пальцами. Царапает, словно под кожу собирается забраться. Себе за спину забрасывает и несет меня куда-то.
А я теснее прижимаюсь к его огромной груди и слышу.
– Хотел же сегодня выспаться, – ворчит он, укладывая меня прямо на ковер и методично стягивая с меня одежду. Словно задачу важную решая.
А я уже задыхаюсь. И пусть по коже прохладный ветерок из окна гуляет, кожу словно огнем жжет. И желания. Порочные. Грешные одолевают.
Его снова без одежды увидеть хочу, берусь за ворот рубашки и в глаза смотрю.
Разрешения спрашиваю.
И как только он кивает, пуговицы из петелек освобождаю. Стараюсь быстро, но руки дрожат. В какой-то момент не справляюсь с пятой и просто рву рубашку, так, что пуговки отскакивают. Смело, дико, по-детски. Зато перед глазами грудь, поросшая волосами, предстает. Соски – твердые камушки и живот накаченный, но чуть покатый.
И я вожу руками по этому совершенству, не понимая, зачем пыталась убежать. Ну не дура ли?
Вижу, как ему нравится мое внимание, как он расстегивает медленно ремень и освобождает могучую, твердую плоть.
Дыхание перехватывает, внизу живота мягко стягивается комочек удовольствия. Я сразу руками тянусь к нему, вцепляюсь, как в некий источник силы.
Поднимаю глаза, и хочется вскрикнуть, насколько звериный сейчас его взгляд. Он как животное, приготовившееся сожрать свою добычу. Он и делает это, поражая меня новыми развратными открытиями.
– Рот открой и язык вытащи, – требует мой распутный Распутин и сжимает грудь мою руками.
Подчиниться постороннему человеку – это, по сути, предать себя. Свое я. Но я ничего не могу поделать.
В мозгу его команда отдается четким невыносимым желанием. Словно не выполню и больно будет. А выполню, познаю… ту самую… гармонию.
