– Да, так сразу я ему и отдалась. Я понимаю – это невероятно, здесь она едва смех сдерживала сама… Но всё же, справившись с собой продолжила, смотря на ногти свои при свете приборной панели. – А что? Хорошему человеку ничего не жалко, знаете ли… И знаете ещё что, мистер Гробан, мне кажется, Вы очень хороший человек… В контексте всего ею сказанного эта похвала выглядела более чем отвратительно и в этот момент он понял окончательно, что лучше прекратить это всё сейчас же… -Я думаю…-на выдохе как-то произносит Энгус, искренне не понимая, как так можно деградировать…– Вы должны заботится о своей дочери… И это в первую очередь. Как бы констатируя, говорит Гробан, судорожно переводя дыхание и переводя же взгляд на дорогу. Этим даёт понять, что разговор окончен. Ничуть не смутившаяся Глория, лукаво улыбаясь, и ямку на щеке тем самым симпатичную показывая, опять протягивает руку. Как бы случайно, задев его колено, рука её, немного задержавшись, возле коробки передач – берёт, владелицу свою оправдывая явно, какую – то книжонку, завалявшуюся здесь, должно быть – с незапамятных времён. В ситуации, в которой оказалась, девушка не чувствует себя виноватой и тем более плохой. Её ещё больше распаляет этакая несговорчивость и неподатливость этого человека, который при ином раскладе, вполне бы мог ей заменить отца. Для неё всё это было сродни приманке. Старая французская сказка о Синей Бороде и несчастных его жёнах, натолкнула бы девушку иную на размышления, того не лучшего смысла, который, конечно, здесь утрачивал свою актуальность почти полностью… В уюте, располагающим ко сну… В тишине почти… Слева от неё, там вдали и в вышине, изредка выглядывала то из – за одного дерева, то из – за другого – то вырываясь из целой череды собратьев этих лиственных, одинокая луна…Тосковала…
На приборной панели, со всем неотъемлемым от неё самой, была небольшая фотография. Всё понятно, наверное… Человек действительно порядочный… Фотография была, тем доказательством, если человеку, взглянувшему на Энгуса покажется, что-то затаённо – странное в тех тёмных глазах…
Билли Холидэй не пела. Её благополучно сменила вполне себе живая Шакира. Она пела одну из первых своих песен. Глория же продолжала то, что обязательно собиралась сегодня закончить. Главное, всего лишь, зайти с правильной стороны…
–Ну ладно, а что во вторую? -с просящей интонацией в голосе спросила Глория и, помедлив секунду, слово – «очередь» cказав, закончила то предложение, которое и заставило Гробана отвлечься от дороги. На вопрос в его взгляде девушка ответила тем же, после чего, театрально всплеснув руками мол: «да что же вы все – то такие правильные! »протянула – ошеломлённо будто –«проехали», и поскучневшим взглядом уставилась на дорогу. В этот момент, она ей казалась куда более интересной, чем этот скучный тип. Правильность в людях её всегда раздражала и выводила порой из обычного её состояния кое, в свою очередь, характеризовалось легкомыслием крайних порядков. Она смотрела сейчас задумчиво вперёд. На дорогу. На дорожную разметку методично-маниакально бросающуюся, подобно самоубийце, отчаявшемуся под машину… Как, в старом чёрно-белом фильме «Мост Ватерлоо», может… Или же, другой сопливый сюжетик, воплощённый в лучших традициях «Города Ангелов» тридцатых – сороковых годов, с экранным временем часа полтора.
