Когда чаша весов начинает склоняться в одну сторону, я немного нагружаю другую, чтобы выровнять их.
Я занимаюсь обеими сторонами, а не только одной. И работа моя не заканчивается никогда.
* * * *
В это утро я увидел цвета, когда на заднем дворе играл с собаками во фрисби. Они висели в воздухе где-то вдалеке, переливались синим с вкраплениями тёмно-багрового, словно чешуя какой-то экзотической рыбы.
Таких цветов я не видал уже долго. Заперев собак, я вошёл в дом и включил ноутбук.
Событий в Сети обсуждалось много: смерть парочки знаменитостей, политические скандалы, полицейская жестокость, кошки. Всё, как всегда. Но лишь одна новость бросилась мне в глаза. И как только я её заметил, то казалось, что какой бы сайт я не посещал, какой бы канал не просматривал, она была там.
У одной местной жительницы глубоко в костях обнаружили рак. Дерьмово. Каждая её секунда была наполнена болью. Сильнейшей болью, которую невозможно описать, которую можно только прочувствовать. Женщина публично просила об эвтаназии, умоляла о ней, но её семья публично ей отказала. Они утверждали, что слишком сильно её любят, чтобы сделать такое.
Они любили её очень сильно, и желали вытащить её из лап смерти. Подключили её к машине, которая пикала вместе с пульсом, постоянно были с ней рядом, поэтому считали, что делают всё надлежащим образом. Так что руки их были чисты, и они выглядели добропорядочно и перед Богом, и перед репортёрскими камерами.
Одна половина народа в интернете поддерживала родственников. Якобы человеческая жизнь слишком драгоценная вещь, чтобы сделать такое. Другая половина кричала, что семье надо считаться с её желанием. Позволить ей уйти в лучший мир и покончить со страданиями. Если они по-настоящему её любят, им следует это принять.
Когда я приехал в госпиталь, пресса была тут как тут: с камерами и микрофонами наготове. Накрашенные лица украшали модельные причёски, каждый репортёр отчаянно кидался к любому родственнику той женщины, входившему в больницу или выходившему из неё.
Я прошёл сквозь репортёров, миновал администратора и на лифте поднялся на нужный этаж. Имя женщины было Гейл Флауэрс. Её история стала настолько популярна, что сразу у выхода из лифта дежурила охрана, выполнявшая функции вахтёров. Они проверяли документы, задавали вопросы и искали спрятанные «жучки».
Я направился прямо к ним.
Родственники находились снаружи палаты. Они разговаривали, сбившись в кучу, словно обсуждая план игры. Наверное, в каком порядке им спускаться к толпе репортёров. У меня не было желания прислушиваться к их разговору, так что я прошёл мимо них в палату, где в одиночестве лежала Гейл. Перед ней стоял полный поднос еды, но она не обращала на него никакого внимания. Просто уставилась в потолок и стонала. Дрожащими кулаками она стискивала простыни с такой силой, что набухшие вены на руках были похожи на дождевых червей.
