Глухомань | страница 23
— Трудно ему там будет после смерти друга.
— А, понимаю, понимаю, — солидно сказал военком. — Понимаю и подумаю. Пощупаю почву.
Почву он щупал убыстренно и в день похорон тихо доложил:
— Существует только один способ. Жесткий, но зато — на все сто процентов с походом.
— Какой?
— Есть вариант послать его в Афган. По добровольному желанию, что будет оформлено соответствующим образом. Он — здоровый парень?
— Вполне. Почему спрашиваешь?
— Потому что имеется разнарядка в воздушно-десантную часть. Два месяца учебки и — в состав ограниченного контингента.
Вариант бесспорно был безошибочным, но как к нему отнесется Ким, я не знал, а потому и плохо слушал военкома.
— Это верняк, — сказал военком, когда мое молчание стало затяжным. — Никаких вопросов, а доброволец в боевую точку — сам понимаешь, как это потом для него скажется.
— При условии, что вернется, — я вздохнул, но руку военкому пожал с чувством.
А Ким тем временем продолжал свое. Наболевшее.
— Нас, корейцев, с Дальнего Востока в Казахстан депортировали, это тебе известно? Два часа на сборы и — пожалуйте в эшелон. А мы же — огородники. Огородники! Чем мы в степях Казахстана заниматься будем, об этом хоть кто-нибудь подумал? Я, например, сурков ловил с шести лет и сурчиной питался. Сосед-казах научил и ловить, и шкурки снимать, добрый человек был, царствие ему небесное. Я ловил капканами, шкурки сдавал, жир вытапливал, чтоб зимой мать с сестрами могли хоть чем-то кормиться, а сурков варил и суп хлебал.
Ким плеснул в стаканы, чокнулся, выпил. Сказал с то-ской:
— Мы же — огородники. Лучшие в мире огородники!..
— Слушай, огородник, — решился я. — У райвоенкома есть предложение насчет Андрея. Готов все сделать, но решать тебе. И сейчас — завтра у меня с ним встреча по этому поводу.
— Что за предложение?
— Суровое.
— А все же?
— Афган. Оформят как добровольца, военком обещал.
Ким задумался, и разливать коньяк пришлось мне. Я налил и ждал, за что будем пить.
— Дельное предложение, — он не удержался от вздоха. — Бог не выдаст, свинья не съест. Лидии пока не говори, сам потом объясню.
— Афган, — я тоже не удержался от вздоха. — Афган, Альберт, — дело серьезное.
Ким горько посмотрел на меня. С корейским прищуром и полновесной русской тоской.
— Я своего первенца корейцем записал. Хотя выбор был: мать у него русская, сам знаешь. Остальных — Володьку и Катю — русскими, а его не мог. Предки мне не позволяли. Те, что в душе у каждого из нас сидят. И следят, чтоб не лгали!..