Я выползла из-под одеяла и побрела в сад. В детстве я при любой погоде шла сюда, когда мне было грустно. Мама любила розы, хотя в нашем климате они цвели без особого энтузиазма, но один сорт все-таки прижился и обильно разросся, успешно вытесняя сорняки. Другим цветам повезло меньше, лишившись заботливой руки садовника, они проиграли свои позиции пырею, лебеде и щирице, завезенной откуда-то из-за моря и быстро заполнившей пустыри.
В своих воспоминаниях я видела сад ухоженным и благоухающим, с аккуратными дорожками, присыпанными речным песком, яркими клумбами и жужжащими над ними пчелами. Одно время папа занимался пасечничеством, только и разговоров было, что о медоносах и роении пчел. Летом пчелы летали над лугами, поросшими вероникой, а зимой мы все простуды лечили травяным чаем с медом.
Только маме не помогли ни чай, ни мед, ни припарки. Я была в Школе, когда с почтой пришла весть о том, что мы с братом стали круглыми сиротами. Когда закончились метели, отца отправились искать, но нашли только обглоданный конский труп. Для мамы эта новость стала последней каплей, и у нее не осталось сил, чтобы бороться с болезнью.
Я хотела бросить Школу, я к тому времени уже получила звание чародейки третьей категории и закончила обязательный для всех детей с волшебным даром курс подготовки. Я хотела вернуться домой, заботиться о брате, о доме, но…
Все дело в обиде. Детской иррациональной злости на родителей, которые не дали мне побыть ребенком еще немного, заставили нести груз ответственности в неполные пятнадцать лет. И я хотела свалить эту тяжесть со своих плеч, не хотела заботиться ни о чем, кроме, может быть, школьных отметок и попыток покрасоваться перед понравившимся мальчиком. Я осталась в Школе, отдав брата на попечение дядьки.
Я получила свои пять лет свободы.
Я получила целую жизнь свободы от ответственности.
И что мне делать теперь с этой жизнью?
Глава 3
Несмотря на то, что я уже определилась со своими планами на будущее, мое сердце разрывалось от боли при мысли о том, что скоро я покину свое родовое гнездо и, возможно, навсегда. К завтраку я спустилась растрепанная и зареванная, в порыве чувств я обняла Марику, накрывавшую на стол, и она успокаивающе гладила меня по спине, пока я поливала ее плечо ливнем из слез.
– Ну, будет, будет, – утешающе бормотала она между моими всхлипами. – Братец ваш, дай боги ему здоровьица, сиротинушке, конечно, поступил неразумно. Но и вы не унывайте, я знаю, сил вам не занимать, все еще наладится.
