Могила Густава Эрикссона | страница 62



Пока он мотал срок он повзрослел и переоценил свои подходы к жизни. Когда я спросил его, как он умудрился не свихнуться, его ответ меня потряс. Лёха был не то, чтобы из хорошей, а из элитной семьи. Отец у него был народным художником СССР. Конечно, папа хотел, чтобы Алексей шёл по его стопам, и всячески учил его живописи. Но не в коня пошёл корм, юноша мечтал о романтике и, в результате, пошёл работать на угол. Но рисовать он умел. Это его и спасло во время долгого срока. Вспомнил, чему его учили в молодости, и начал писать. Кстати, музей Нижнетагильского исправительного учреждения весь завешан его работами.

В общем, в 97-м он вернулся в Москву совсем другим человеком с совсем другими ценностями. Вот только жаль, что ни люди, ни духовные ценности в то время уже были не нужны. А жить как-то было надо. Вячеслав Кириллович, который Лёхе очень благоволил, к тому времени стал уже не просто вором в законе, а иконой стиля. Лёха получил совершенно не воровское погонялово «Адвокат» и собрал вокруг себя группу единомышленников с красных зон, конченных отморозков, которых побаивались и «солнцевские», и «измайловские». Да и слово Япончика тоже имело вес.

А в середине 2000-х началось многолетнее и кровавое противостояние «тбилисских» и «кутаисских». Кириллыч принял сторону Деда Хасана и Лаши Руставского, но при этом выторговал для своих близких небывалые привилегии. Лёху он тоже не забыл, и в 2007-м, вопреки всем воровским законам, краснопёрый Лёха одел шапку. Других подобных случаев в истории криминальной России не имеется. Но корону он носил недолго. После того, как в июле 2009-го Вячеслава Кирилловича завалили у нашего любимого «Тайского слона», всем его близким пришлось нелегко. Господам Усояну и Шушанашвили они никем не приходились. В конце 2010-го года, сразу после похорон Тимура Ванского на Пятницком кладбище, Лёху пригласил на встречу Осетрина Старший. На встречу этот апельсин, помладше Лёхи на пятнадцать лет, приехал ещё с семью грузино-армянами, то ли тбилисскими, то ли кутаисскими, чёрт их разберёт. Уважаемый Эдуард Сергеевич задал Лёхе вопрос: «Может ли мент быть вором?» Лёха ответил, что воровские законы он знает и уважает, мент вором быть не может, а великий Япончик, мир его праху, с коронацией, безусловно, погорячился. Кроме того, Лёха отметил, что стар он стал для воровского хода и остаток жизни хочет посвятить рыбалке на берегу Рузского водохранилища. Обрадованный Осетрина объявил Лёхе, что он больше не вор, но человек правильный и поэтому они его отпускают.