Придётся высшую правду понять,
И где-то на пятом часу наступления,
Улыбнувшись, последнюю пулю принять…
Только бы знать, что она последняя! *11
Что-то странное случилось со мной после того проклятого 30-го апреля. Придя под утро домой, я вымылся и лёг. И впал в какое-то оцепенение. Не помню, спал ли я или дремал, не помню, о чём я думал, вообще ничего не помню. Есть не хотелось совсем, на телефонные звонки я не отвечал (всё звонили по работе, хотя прекрасно знали, что я ушёл), говорить перестал. Сначала Лануська особенно на это не реагировала – ну, устал человек, отсыпается. Но на четвёртый день всполошилась не на шутку, взяла на работе отгул и сидела рядом со мной, не отходя. Сначала пыталась меня разговорить, потом поняла, что это бесполезно. Она у меня по натуре молчунья, поэтому просто сидела и тихо плакала. А к вечеру у меня полезла вверх температура и добралась до 41. То ли я так удачно поспал у цыклеровой апсиды, то ли организм так странно отреагировал на мой дембель. Жаропонижающие почти не помогали, и полночи Лануська растирала меня спиртом и прочими снадобьями.
А на следующий день к нам в гости, яко бы невзначай, зашёл хороший друг нашей семьи, отец Роман, священник храма пророка Божия Илии в Черкизове. Отец Роман, как и я, был женат на своей службе, и виделись мы нечасто, раза три в год. Батюшка был один из немногих моих приятелей, который страшно нравился Лануське, несмотря на все её польские корни. Был он остряк и умница, поэтому каждый визит к нам превращался в настоящее шоу. Он всегда приходил со всем своим семейством, с матушкой Фотинией и со своими погодками-карапузами Иваном, Матюшей и Лукой. Как шутила матушка Фотиния: «А Марк у нас в проекте». При визитах батюшка всегда был одет партикулярно, а предпочитал он заношенные джинсы, старые свитера и обязательно косуху. Видать, это была неосуществлённая юношеская мечта – стать байкером. Но не всякие юношеские мечты осуществляются. Вот и Рома закончил медицинский и стал очень даже неплохим врачом, а с байком так и не сложилось. Потом неожиданно решил, что врачевать души гораздо важнее, чем тела, и свернул на духовную стезю.
При появлении матушки Фотинии моя молчунья-Ланка всегда становилась тараторкой. На них вдвоём без смеха смотреть было нельзя, моя супруга подозрительно смахивала на главную героиню «Обители зла», а матушка Фотька, как величал её после третей бутылки вина отец-настоятель, – такая маленькая, кругленькая, с самой что ни на есть умильной русской мордашкой. Когда они схлёстывались, их тараторные диалоги не прекращались, и со стороны они вправду были похожи на двух сорок. Три Романыча были совсем маленькими и Тимка, чувствовавший себя в их компании взрослым, устраивал им всякие представления с игрушатами или сражения с солдатиками.
