Вот тут жена посмотрела на меня подозрительно:
– А когда он, по-твоему, должен цвести, в начале июля, что ли?
Тут я растерялся окончательно. То ли лыжи не катят…
– Слушай, Ланка, а объясни, почему в трамвае нет валидаторов, зато есть кондуктор?
– Во-первых, что такое валидатор? Во-вторых, а где должен быть кондуктор, в поликлинике?
Не очень приятно осознавать, что у тебя в 51 год деменция, но, судя по всему, так оно и есть. Я тяжело опустился на стул и промямлил:
– Ну, да, ну, да, где же ему быть, как не в трамвае. Всё правильно, зай. А где Тимошка-то?
Жена удивлённо подняла брови:
– Какой Тимошка?
Вот тут мне окончательно сделалось плохо:
– Как «какой Тимошка»? Сын наш.
– Я не понимаю, Юр, почему ты хочешь меня обидеть, – сказала Ланка сквозь зубы. – Ты же прекрасно знаешь, что детей у нас нет, и не может быть из-за меня.
Похоже, разозлилась она не на шутку и хотела устроить мне хорошую выволочку. Тут она повернулась ко мне и взглянула пристально.
– Господи, да что с тобой творится! Ты белый, как мел! Юр, тебе плохо?
Я с усилием поднялся и прошёл по нашей квартире. Нигде не было ни одной Тимошиной вещи, ни одной игрушки, ни одного учебника. Я вернулся на кухню и попросил жену:
– Ланка, милая, мне что-то совсем хреново. Боюсь сейчас упаду. Помоги мне, детка, дойти до постели.
Перепуганная Ланка отвела меня в большую комнату, легла рядом со мной и стала гладить меня по волосам и лицу.
– Милый мой, хороший, – шептала она. – Я ещё, когда ты вернулся из Кашина, поняла, что с тобой что-то неладно. Ты целый месяц сам не свой. А сегодня ты меня окончательно напугал. Знаешь что? Хватит этих твоих тем. Представляю себе, как они тебе даются. Да чёрт с ними, с деньгами. Твоя пенсия, моя зарплата, – ничего, как-нибудь проживём. Ты и так уже один раз надорвался на своей работе. Не хочу, чтоб ты угробил себя окончательно. Ведь я люблю тебя, я без тебя жить не смогу.
Я лежал и думал. Мой мир, и без того хрупкий, рушился на глазах. Тимки нет, потому что не было никогда. А эта милая женщина, которая гладит меня и утешает, – это же не моя жена. Да, она – копия Ланки и голос такой же. Но свою жену я, слава Богу, за пятнадцать лет изучил хорошо. Поведение не её, реакции не её, всё не её.
Итак, мой мир таял. Он истлевал, как саван, и расползался. И виноват в этом только я сам. Я полежал пять минут и попросил женщину, очень похожую на мою жену:
– Детка, принеси, пожалуйста, сигарету с зажигалкой. Выйду на балкон, очень курить хочется.
