Могила Густава Эрикссона | страница 161



Очень скоро после общения с Гаеком Сорокин уяснил, что дело – швах, и придётся на ровном месте отъезжать в командировку. И когда Серёга почапал облегчиться, и мы остались в кабинете одни, он посмотрел мне в глаза и сказал вкрадчиво:

– Слышь, мусор! Я же вижу, ты правильный пассажир по жизни. Мне сейчас отъезжать никак нельзя. На, возьми котлы и отпусти.

И он протянул мне свои золотые часы «Ролекс». Я смотрел потом по каталогу, такая модель стоит 45 тысяч евро. Но и без каталога было видно – котлы дорогие. Глумиться над людьми я не люблю. Это не моё. Поэтому ответил честно:

– Прости, Жор, не отпущу. Гаек – херня, ДепУРовец – тоже херня. Я инициатор твоей командировки. Сам смекни, заварить всё это, а потом тебя отпустить – глупо.

– Ну, как знаешь, – Сорокин говорил серьёзно, без своих обычных придурей. – Жизнь – штука сложная и поворачивается к нам неожиданными ракурсами. Смотри, не пожалей потом…

Эх, кабы знал я, что за счастливая жизнь ждёт меня после отставки…

Гаеку надо отдать должное, он был мастером своего дела. И на суде Жоре по трём гусям выписали больше большего, нарезали три года и девять месяцев. И вот теперь этот человек подсаживается за мой столик и спрашивает за моё здоровьице.


……….


– А здоровьице моё неважно: то лапы болят, то хвост отваливается. А намедни я линять начал… Коньячку-то со мной выпьешь? – предложил я вежливо.

– Отчего бы и нет? – согласился Жора. – Да, Юрий Владимирович, чего-то не молодеем мы…

– Как говорил один мой кореш, се ля ви. Как живешь, Георгий Николаевич?

– Да как живу… Ты лучше руки покажи.

– А что такого интересного в моих руках? – спросил я, растопыривая кисти.

– А где ж перстни то? – спросил Жора озадаченно.

– Что-то не пойму я тебя, Ташкент, какие перстни? – спросил я как можно спокойней.

Только этого мне сейчас и не хватало. Слухом земля полнится. Крестничек у меня очень не простой, и получить от него аргументированную предъяву…

– Да все добрые люди полгода шумели после того шухера, что ты в Белоомуте навёл, – угрожающих нот в голосе Сороки вроде бы не было.

– А теперь приутихли добрые люди? А что такого? Вору под цветного отработать не в падлу. Так почему бы менту не отработать под синего?

– Во-во! Рамаз так и сказал, когда ему предъявили. А ещё сказал, что ты ему близкий и за тебя порвёт.

– Он мне тоже близкий, – ответил я. Получается, из-за моей авантюры в Белоомуте у Дзнеладзе были проблемы.

Сорокин состроил смешную физиономию, как в молодости, и спросил: