Поэтому отвоевание Прибалтийских земель и образование вассального Ливонского королевства – миттельшпиль сложной партии, задуманной Годуновым. Полагаю, больше ему был интересен эндшпиль, когда король Ливонии, муж его любимой дочери, становится регентом при его не вошедшем в возраст сыне. И тогда становится понятно, почему на эту роль был избран принц Густав. Человек, обязанный царю Борису буквально всем, безусловно, должен быть предан и благодарен и ему, и его наследнику. Именно поэтому Борис Фёдорович так долго, почти два года, терпел все безобразия, которые устраивал в Москве потерявший берега от неожиданно свалившегося на него счастья не вполне законнорожденный сын Эрика XIV. Просто в голове у царя не укладывалось, как человек широко образованный (а образование Годунов ценил необыкновенно высоко), учёный с европейским именем, к тому же прошедший суровую школу жизни, может вести себя настолько непотребно и неблагодарно.
– Всё совершенно правильно, Серёж, – сказал я уже с нетерпением. – Но причём тут наша могила? Убей Бог – не пойму!
– А Вы представьте себе, – в глазах Сергея загорелся огонёк одержимости, – что, прибыв в Москву в конце 1599-го года, принц Густав ведёт себя по-другому. Не куролесит и безобразничает. Не притаскивает Екатерину-Бритту с её выводком и не выставляет их напоказ всему московскому люду. Предположим, он продолжает заниматься своей наукой, принимает православие перед браком с царевной Ксенией и пытается вникнуть в ту роль, которую уготовил ему Борис Годунов. И вместе с этим, получает определённый авторитет у аристократии Московии. Отчасти, за счёт статуса царского зятя, отчасти, за счёт собственного поведения, адекватного этому статусу.
– Кстати, Вы описываете вполне вероятную виртуальность. Он же был необыкновенный умница, наш Густав Эрикссон. Человек, росший в полной нищете, стал учёным с европейским именем. Неужели он не мог понять, что от него требуется в сложившейся ситуации и как ему себя надлежит вести? Мог, конечно! Но вечная проклятая нищета. Она действительно сыграла с ним злую шутку. От медных труб у него попросту снесло крышу. Впрочем, Серёж, это всё вероятности и виртуальности. То, что могло бы быть, и то, чего не было на самом деле. И с этим ничего уже не поделать.
– А Вы уверены?
– В чём? В том, что ничего не поделать? Друг мой, Вы в своём уме?
– Вы ведь просили конкретно объяснить, зачем мне понадобилась эта могила?
– Совершенно верно! И вот уже битых два часа пытаюсь дождаться ответа.
