Мертвец подошел к нему. Теперь тьма почти отпустила духа, оставшись лишь слабым вьющимся дымом рядом. Стало видно одежды мертвеца, и символ на них. Знакомый символ, который каждый раз упускали, рисуя герб Круга Семи. Вот и объяснение, что мертвец забыл в одном из святилищ семи. Вот и объяснение, почему он настолько силен! Если святилище построили прямо под трупом, над которым насадили ритуальное деревце, то дух был ровесником первого Круга, ровесником Бога-Ревнителя. Он был Предателем-Безумцем, бросившим вызов Богу-Императору, за что был убит и отдан в забвение. И, словно в издевку, похоронен в месте поклонения, куда ежегодно прибывали превозносившие его убийцу.
– Сдохни, – снова повторил мертвец. – Сдохни.
Безумец опустился на колени рядом с магом. Губы Предателя кривились, пока с них снова не сорвалось:
– Сдохни.
Безумец ничего из настоящего перед собой не видел, его взор затмевала вуаль прошлого. Дух коснулся ледяными руками лица мага, и тот почувствовал, как от этого касания из тела ушло все тепло, несмотря на буйствующее пламя, безуспешно пытавшееся перейти с виноградника на железную траву и корни дерева.
– Сдохни-сдохни-сдохни.
В глазах темнело. Безумец продолжал стрекотать, как неисправный механизм. Салкард раз за разом шевелил губами, но с них не доносилось ни звука.
– Сдохни! Сдохни!
В мире под фиолетовым куполом были настоящие маги. Те, кто своим пением перевирали нити мироздания.
Были настоящие ораторы. Те, кого люди слушали без всякой магии, а просто потому, что они умели зажигать сердца.
Салкард не был ни тем, ни другим. Он был слаб. Но мятежный маг отказывался сдаваться. Даже если его противником был Безумный Мертвый Бог, он отказывался сдаваться.
У него все еще шевелились руки. Он выпустил рукоять меча, чтобы ухватится голой ладонью за лезвие. От боли на глаза навернулись слезы, но магия стали и его собственной крови пробила оцепенение костяного дерева, и Салкард смог судорожно вдохнуть.
– Очнись! – прокаркал маг.
Его магии не хватало, чтобы контролировать мертвеца, но, возможно, если тот сам хотел проснуться, новый приказ мог пройти.
– Очнись! – набрав воздуха, вскрикнул маг. – Очнись! Очнись! Очнись!
Он повторял одно и то же слово, как заклинание, стараясь перебить чужое заевшее «сдохни». Он не чувствовал от холода лица, и лишь годы практики позволяли выговаривать слова правильно.
Голос Безумца постепенно смолк. Постепенно холод мертвечины от чужого прикосновения сменился жаром арбора, а затем его и вовсе отпустили. Тяжелые линии на лбу Предателя расслабились, а во взгляде появилась осмысленность. Он убрал пряди с лица и встал. Куклы замерли в своем танце.
