ЭПИЗОД ДЕВЯТЫЙ
Если всё, что описывалось ранее, касалось только летне-осенних периодов, то это вовсе не значит, что земля Нижегородская располагается где-то в субтропиках. Отнюдь. Просто я ещё не добрался до остальных времён года. На смену картофельным эпопеям неизбежно приходила унылая пора, которая очей очарованьем была только для Пушкина, для нас же она выливалась в тоскливые посиделки, то бишь лекции. Конспектировать лекции я не умел. Привитый с первого курса начертательной геометрии почерк шрифтом был красивый, но не успевал за лектором, а стенография типа «лишь бы успеть» была потом вообще нечитаемой. В конце концов я подлизался к Маринке из параллельной группы, у которой был самый читаемый в мире почерк, и её конспекты стали для меня как Библия, Коран или Танах. Пользоваться конспектами своих одногруппниц было нереально. Их попросту не было. «Матери» их не писали, а такие, как наша староста Леночка, и без них всё знали. Когда мы с Лёшкой прекратили свою деятельность в качестве старост, я из-за Козловой, а он из-за ноги, эта наша совместная «козлоногость» дала дорогу нашим прекрасным преемницам. Меня, повторюсь, заменила Леночка, а Лёшу – Маринка. Они сделали это с лёгкостью. Я вот подумал, а если бы наоборот, нам пришлось их в чём-то подменить… Когда две эти стройные грации, вздымая юбочки, отплясывали на институтской сцене озорные танцы, я представлял на их месте нас с Лёшей, и мне становилось дурно.
В общем, источник знаний был найден, оставалось только с заинтересованным видом из уважения к лектору сидеть и шевелить шариковой ручкой, внешне создавая эффект присутствия. Фактически же мы с шахматистом Серёжей на лекциях играли в «балду». К помещённому в клеточках слову нужно было добавлять по букве, создавая новое слово, и, чем длиннее оно было, тем больше очков ты получал. Игра, конечно, тупая, но как-то разнообразит. Я уже побеждал, но Серёжа, как профессиональный шахматист, знал толк в клетках. Он добавил очередную букву, и получилось слово «народ». Я думал, что он, как положено по правилам, запишет в свой столбик пять букв, но Серёжа уверенно вырисовывал четыре миллиарда. Народонаселение нашей планеты на тот момент именно столько и составляло. Я отомстил ему в следующей игре, где, имея только первую и последнюю буквы, нужно было найти остальные. Разгадка начиналась, как правило, с гласных, но в моём слове их практически не было. Это было, помнится, какое-то производное от глагола «взбзднуть». Долго же Серёжа мучился…
