— О, черт. Она живой из-под тебя выползет?
Живой моя жена останется. Я же не зверь. Дам пять минут на передышку…
— Ты хоть перед тем, как на мышь садовую запрыгивать, пар спусти, грушу поколоти…
— Без твоих каблучьих советов обойдусь.
— Вали уже! — машет.
Брат оборжал меня со всех сторон, словно перед ним на арене был цирковой клоун. Зубоскал! Зря я беспокоился за него. Сам справился, без моей помощи. Крюк я сделал здоровенный! Зато на душе спокойно. Сам убедился, что у него все в порядке. Семья всегда стоит потраченного времени. Занимаю место рядом с водителем, оборачиваюсь к Серафиме со словами:
— Ты его слышала, Серафима? Что твой цветочек обозначал?
— Ничего, — отворачивается. — Просто красивый жест.
Я аж поперхнулся возмущением.
— Красивый жест?!
Смотрю на водителя и Мирона. Мирон — невозмутимый. Водитель — тоже. Никаких эмоций. Но предупреждаю все-таки:
— Держите язык за зубами. Иначе я буду держать ваши языки в сейфе. Отдельно от ваших голов. Все ясно?
Кивают. Ясно. Еще бы не ясно им было!
— Тимур Дамирович, вы принимали лекарства? — задает свой вопрос Серафима.
Оборачиваюсь. Смотрю на нее с непониманием:
— О чем ты?
— Я же написала на записке, что в чае была белладонна. Вложила вам в карман.
— Я знаю! — взрываюсь от злости, стиснув кулаки.
— Я это написала, чтобы вам как можно быстрее сделали интоксикацию. Вы это сделали?
— Нет, милая, никакие лекарства я не глотал! Под капельницами лежать тоже времени не было. Я за тобой бегал!
— Надо сделать. И пить при интоксикации ядами нежелательно, — кривится. — Хотя для вас такие советы, наверное, пустой звук.
— На что это ты намекаешь?
— Как бы вас на пышные празднества не потянуло! Отметить поимку, победу и все такое… — усмехается.
О, как она меня выводит из себя! Раздражает, еще больше увеличивает жар моих желаний. Боюсь, если она мне еще хоть слово поперек скажет, начну наказывать. Зайду далеко… Слишком.
— Тормози, — роняю ладонь на плечо водителю.
Он слушается беспрекословно. Достаю из багажника толстый моток липкой ленты, чтобы заклеить рот Серафиме.
— Красота какая… — осматриваю свою работу. — Что-что? Ничего не слышу! Кажется, ты хотела мне еще что-то сказать и не можешь? Мышка моя молчаливая! — потрепал по щеке, вернулся на свое место. — Поехали.
Закрываю глаза, расслабляясь. Мутит. В голове беспорядок. После суток на ногах становится только хуже. Заклеил рот Серафиме, чтобы не болтала, не выводила из себя.
Амир прав, я едва сдерживаюсь. Вот-вот сорвусь. Надо переждать, и острые подколки мне сейчас ни к чему. Одно лишнее слово — порвать готов. Пусть моя ненаглядная женушка молчит до конца поездки, целее будет…
