И вот плитка отключается. Девушка уже сидит за столом, с улыбкой глядя на отца, а он с такой же улыбкой начинает разрезать яичницу на две половинки. Затем еще на две, чтобы хорошо уложить их на тарелки. Пара секунд, и еще горячая скворчащая яичница оказывается на столовой доске, а он садится на один из высоких стульев.
— Пап? Ты не убивал? — спрашивает девочка с внезапным беспокойством.
— Нет. Вчера все прошло спокойно, — человек опустил взгляд.
— А что вы делали?
— Завод захватывали.
— Угу… — девочка замолчала, после чего начала резать яичницу.
Они ели в тишине, но постепенно улыбки снова начинали возникать на лицах. Кажется, Кира хотела что-то спросить, но как бы стеснялась. Что-то не давало ей покоя, но и Генрих боялся спросить, лишь улыбался на ее ищущий взгляд.
— Пап? А вот… Романо. Он кто? — спросила девочка, вдруг серьезно взглянув на отца.
— Это… — человек замялся, признаться, он до сих пор не понял ничего о Романо, кроме того, что он очень влиятелен и может слить любого, кто выступит против него. — Я не знаю. Он вроде бы и бандит, а вроде бы и нет. У него страшные связи. Вчера в захвате завода участвовали шок-пехотинцы, а с сержантом, который ими командовал, он, кажется, имел какие-то связи, знакомства. Еще… Он воевал с рогарийцами. Если я правильно понял, был героем войны, но сейчас нет. Он не герой войны. Он… Он — нечто страшное. Страшное настолько, насколько страшен шок-гвардеец для человека. Это, пожалуй, все. А почему ты интересуешься?
— Ну… Он показался мне странным. Каким-то необычным и будто… — девочка посмотрела в тарелку задумчиво, а после сказала: — играющим. Играющим какую-то роль. Он, правда, не тот, кем кажется.
— Да. Я сам заметил. Не знаю, что с ним не так. Может он и не настолько урод, как кажется. У него… Вопросы странные. Какой-то уровень эксплуатации, вопросы про прибыль. Для него это будто что-то ненормальное. Вот. Вчера. Он спрашивает одного из бизнесменов: «Каков уровень эксплуатации на Вашем предприятии?»… Тот, кажется, ответил что-то около ста двадцати, так этот итальяшка даже эту цифру назвал немалой. Ладно. Неважно. Как у тебя в колледже дела?
— Да так. Как обычно. Задали прочитать книжку по основам журналистики. Взять интервью у кого-то… Ну… Пап. Я и подумала… Может… — не успела она договорить, как человек уставился на нее абсолютно безумным взглядом.
— Нет! Ты с этим человеком не встретишься. Я не позволю ему прикоснуться к тебе. Даже словесно. Даже чтоб его поганый глаз лег на тебя. Понятно? И никаких: «Ну, па-а-ап», «Мне же это нужно для учебы» и прочего. Это не тот человек, который достоин разговора с тобой, — голос Генриха был громким и переполненным злобы, а девушка опустила глаза вниз.
