» Но больше всего город заполнили другие плакаты, что разрывали сотрудники ЖКХ изо дня в день на одних и тех же местах. Был он бледно-серым, и в самом его центре, чуть ли не занимая всю площадь рисунка, был изображён огромный светлячок, смотрящий на прохожих глубокими алыми глазами, что, казалось, следили за тобой до тех пор, пока ты не поворачивал за угол дома, натыкаясь на точно такой же плакат.
Жители города продолжали смеяться и жить своей обычной жизнью, но теперь в их улыбках чувствовалась слабая напряжённость, а в искреннем смехе – хоть и призрачная, но всё же тревога. Петербург начал забывать когда-то прошедшую ночь, но в сердцах ещё многих людей таился хорошо скрытый страх, и подмигивание множества солнц, окрасивших собою небо, страх этот только усиливало, хоть он так и оставался на подсознательном уровне.
Светофоры работали так же, по радио крутили те же песни, и мужские журналы не переставали скупаться. Но подобно густому туману над всеми крышами, простирающемуся вдоль города, повисло тягучее напряжение, и лишь некоторые жители находили в этом свою прелесть, свою притягательность.
Молодые жёны стали замечать, что в постели их мужья начали походить на диких зверей, и движения их теперь были жёсткими, лишёнными какой-либо нежности и приносящими тонну боли. Сами женщины чувствовали слабую дрожь в своих руках, когда ходили на маникюр. Что-то тревожило их сердца и время от времени сжимало всю грудь, заставляя без причины поднимать взгляд на небо и всматриваться в него, надеясь там ничего не увидеть.
Младенцы в роддомах не переставали плакать ни на секунду, и уже через два дня в больнице у всего персонала раскалывалась голова от пронзительных визгов малышей. Крики их, казалось, были беспричиными и являлись лишь примером того, как ярко проявляется стадное чувство среди младенцев, стоит лишь одному зареветь, но тем не менее одна медсестра нашла что-то общее между криком детей и собственной тревогой.
Город продолжал жить, не зная, что болен смертельной болезнью. И болезнь эта перешла в последнюю, неизлечимую стадию.
– Так что случилось? Может, всё-таки расскажешь, а?
Егор посмотрел на него, и Влад снова поразился, как контрастно выделяются тёмные мешки на бледном лице его ученика. С самого утра Влада тревожили эти сухие красные глаза, взлохмаченные волосы Егора и его пустой взгляд, что был сегодня на всех уроках. Всю неделю он не приходил в школу и явился лишь в пятницу с небольшим опозданием, но всё же пришёл. И Влад обязательно провёл бы с ним воспитательную беседу, если бы не увидел его внешний вид: грязная одежда перекошено висела на нём лохмотьями, невероятная бледность кожи и слабость в голосе слегка напугали Влада и заставили оставить Егора после уроков.
