Странно, наверное, для молодой девушки, вроде меня, предаваться таким мыслям. Я знаю. Но они разъедают меня изнутри. Я пыталась о них рассказывать, но мама только ругала меня. Я не знаю, как ей удалось запрятать злобу и обиду за смерть своего сына. А может она её вовсе не спрятала? Просто не хотела мне показывать. Но я была слишком мала, чтобы понять, что такие вещи случаются. Что всякое бывает. Нет, я отказывалась в это верить. Я не понимала, почему нельзя всё вернуть, почему нельзя наказать обидчиков. В конце концов, я уехала от мамы. Мы просто не смогли делить на двоих одну боль, которая проявлялась у нас по-разному.
Но это было уже после того, как я смирилась. После того, как я прошла через все круги ада и поняла, что мне всё-таки придётся научиться жить без него. Не у кого было спросить совета. Никто не подсказал бы, куда идти. Никто больше не сжимал руку, когда я переходила дорогу. Никто не замечал меня.
Первые несколько месяцев были самыми трудными. Я не справлялась с собственными мыслями.
Они же и привели меня к мосту в тот туманный день.
***
Была осень. Один из тех противных сезонов, когда воздух влажный, тяжёлый. По утрам над землёй нависает густое огромное облако, из-за которого не видно ничего, дальше своего носа. Кажется, я должна была идти в школу. Не знаю, как мама отправляла меня одну, наверное, она думала, что я вернулась к нормальной обычной жизни, обо всём забыла, ни о чём не думаю, ни о чём не переживаю и правда каждый день иду прямиком в школу.
Но всё было не так.
Я специально выходила из дома пораньше, отмахиваясь тем, что автобус нужно долго ждать, а сама шла пешком, выбирая дорогу подлиннее, как будто бы не хотела идти туда, куда должна.
Я шла и думала, а зачем вообще я иду туда, куда иду. Неужели, я ничего не могу сделать? Неужели, я не могу выйти не на своей остановке и пойти куда глаза глядят? Или поехать куда-нибудь дальше. Или сесть не на свой автобус. Заснуть в салоне, чтобы потом, на конечном пункте, меня разбудил кондуктор, отвел в полицию. Меня бы там расспрашивали долго, кто я, откуда. Прибежала бы заплаканная мама и долго бы ругала меня, что я плохая дочь, что ей хватило и потерять сына…
Ох, мама, мама, ты совсем не знала, что творилось у меня на душе. Я молчала. Ты сама запретила мне говорить про это. В школе пару раз меня водили к психологу, но даже он был убежден мной, что всё в порядке. Друзья тоже советовали обратиться куда-нибудь или позвонить по странному номеру, говорили, на другом конце провода мне помогут, поговорят со мной. Но я так и не решилась. Рассказывать какому-то незнакомцу о самом больном и печальном. Нет, это странно.
