Владик, конечно же, сразу узнал о сожителе Виолетты, узнал и навел милицию. А на следующий день после того, как Володю Скорина увели в наручниках, явился опять с букетом и бутылкой, на этот раз водки. И с новым товарищем – участковым. Виола в это время готовила Володе передачу на кухне – жарила картошку с мясом в большой чугунной сковороде. И эти припершиеся некстати гости захотели под стопочку картошки. Ну, она и угостила обоих. Да сил не рассчитала. Участковый помер сразу, а Владик пролежал в коме еще два дня. Сковородка была чугунная.
Но и она сделал огромную глупость, сперва опустошив их бутылку и лишь потом вызвав милицию. Это в суде явилось отягчающим обстоятельством.
Выслушав сбивчивый рассказ несчастной, Матвей Егорович вдруг спросил:
– Вы уже подписали признательные?
– Что? – не поняла она, разглядывая крошечный якорь, неумело набитый над большим пальцем левой руки старого полицейского.
– Вы уже сознались письменно в убийстве? В ЭТОМ убийстве! Шестого июня этого двадцатого года!
Виолетта подняла на него испуганные заплаканные глаза.
– Я не знаю.
– Вам давали на подпись какие-то бумаги?
– Конечно!
– И вы их подписывали?
Женщина резко опустила голову и вздохнула, неопределенно пожав плечами.
И он уже поднялся, чтоб уйти, но задержался, глянул исподлобья:
– А где вы были в ТУ ночь? В Вышнем Волочке!
– На вокзале.
Он тяжело вздохнул и вышел.
Вздохнул-то он тяжело, сочувствуя несчастной, но в груди его уже заклокотал азарт, самое настоящее охотничье счастье.
Он опять был в деле. Дышалось легко и свободно, даже хотелось петь! Глубинка как всегда ошиблась. Он не поленился посмотреть статистику раскрываемости – ниже половины! Тут раскрывалась лишь бытовуха, да и то по горячему! Нормальные сыскари умотали в города побольше, перспективнее и прибыльнее.
Первым делом он позвонил в Жел-дор-полицию Вышневолоцкого вокзала с одним только вопросом – сколько хранятся записи камер наблюдения. И, мысленно поблагодарив Господа, запрыгнул в первый попавшийся поезд. Москву он решил не беспокоить – ну их на хрен с их самомнением! Они же всегда правы!
В дороге пытался успокоиться с помощью дыхательной гимнастики и самовнушения. Нет, теперь уже не помогало! Когда легавая берет след, ее уже ничем не сбить, не отвлечь. Ерзая и следя за пробегающим за окном нищенским пейзажем Верхневольжья, он даже не сразу сообразил, что радоваться-то рано. Слишком рано! Так и так маньяк на свободе. И это слегка умерило его восторг. Необходимо копать дальше, но в какую сторону, мать ее так?!
