Оуви издал жалкий писк, и Соколу ничего не оставалось, как крепко сжать ладонь существа и мысленно пообещать себе, что всё будет хорошо, что он, в конце концов, справится даже с драконом, если тот будет в той прокля́той комнате.
В этот раз он точно всех спасёт.
С каждым приближением к выходу свет становился ярче, пока в один момент он не начал слепить. Выбросив уже бесполезный подсвечник с потухшей свечой, Сокол в качестве опоры начал использовать стену. Он надеялся, что оуви додумался зажмуриться и сейчас не страдал из-за своей глупости. Ему и без того хватало проблем, чтобы ещё дополнительно заниматься ослепшей недоптицей.
Когда Сокол почувствовал под ногами ровную поверхность, он тут же открыл глаза, однако оценить обстановку у него не вышло: зрение было размытым. Ему нужно было время, чтобы сфокусироваться, но эту возможность ему не предоставили.
Сначала он услышал крик, похожий больше на плаксивые мольбы не убивать. Оуви оттащили от него и, кажется, вырубили, потому что писки резко прекратились. Потом он ощутил сильную боль в голени и сразу же — в области живота. Сокол согнулся пополам и повалился на пол, но его перехватили и небрежно куда-то понесли.
— Нет! Хватит! Хватит! Что ты делаешь?!
— Учу твоего дружка простейшим манерам, моя дорогая. Воровать, между прочим, очень некультурно. Но это также относится и к тебе.
— Ты монстр! Я доберусь до тебя и перережу тебе глотку, ты слышишь меня?!
Сокол заметил впереди нечёткие фигуры. Он попытался выдавить хоть звук, но невыносимая боль в висках помутила рассудок, и вместо света пришла пугающая тьма.
* * *
В голове был гул. Сокол, желая дотронуться до горячего лба, вяло пошевелил руками, однако неожиданная преграда в виде крепких верёвок свела на нет его усилия.
— …они страдают.
Сокол выдохнул воздух через нос и открыл глаза. Мигом прищурившись, он, окончательно придя в себя, смог понять, где находился.
Тот же дом. Те же комнаты.
Только в этот раз на диване был не он.
— Смотри, уже очнулся твой приятель. Какая прелесть.
— Не втягивай его! Он не виноват.
— Ну ты что, — с беспокойством, которая была определённо липовой, сказал мужчина в чёрном одеянии. — Нечестно обделять вниманием гостей.
Слева от Сокола был дрожащий оуви, выглядевший при свете ещё более плачевно: весь костлявый, с ободранными перьями и в крови. А справа — Медея с разодранной губой и с красной опухшей щекой. Было страшно подумать, что её, прежде чем заломить, обо что-то ощутимо приложили.
