Такое чувство, будто это чья-та старая квартира, из которой собрались переезжать. Уже собрали все вещи, увезли всю мебель – и теперь осталась лишь мелочевка, которую ожидает последняя грузовая машина во дворе.
Эдакое опустевшее место.
Такое можно почувствовать, забредя в какие-нибудь заброшенные сооружения. Не из тех, где все уже мхом поросло и основание утонуло в земле, а те, которым не больше 5-10 лет, как забросили. Где еще покоятся стулья с тремя, а иногда и со всеми ножками.
Такое гнетущее мрачное опустение.
Пытаясь найти хоть кого-нибудь их людей, я в итоге пропустила того, кто был мне нужен. Его голос скрипучим карканьем раздается за моей спиной как раз тогда, когда я вглядываюсь в очередную из картин, что покоятся на полу.
Вздрагиваю и оборачиваюсь.
– О, кто это тут у нас? От господина Блума?
Передо мной стоит старик, как никто другой подходящий этому месту. Он опирается на трость, очевидно в силу возраста уже не могущий полностью доверяться своим конечностям. Его дряблое лицо покрыто бородавками, словно у ужасной няни из известного фильма про шкодливых детей. Поверх старой рубашки натянут типичный старческий вязаный жилет в каких-то пятнах.
Если бы не пара скудных седых волосин, то он, можно сказать, лысый. Ему бы отлично подошла роль какого-нибудь отвратительного лесного злодея в современных ужастиках. Эдакого каннибала или может старого психопата.
Его вид невольно вызывает во мне отвращение – хоть я и понимаю, что в старости нет ничего плохого и однажды это ждет всех нас.
Я быстро беру себя в руки, надеясь, что старик не уловил моего мимолетного замешательства.
– Я от мистера Винсента – отвечаю – меня зовут Дженна Бёрнелл.
Он равнодушно жмет плечами:
– Что ж, я предупредил обоих господ, кто первым приедет – тому и картины.
Значит, успела. Мысленно ликую, но стараюсь не подать вида и не показать свою излишнюю фанатичную заинтересованность.
– Видите ли, мисс, картины продаются срочно, поэтому и цена смешная за такую редкость.
Старик уходит и спустя пару минут из соседней комнаты приносит круглую тубу с тремя свернутыми полотнами. Разворачивает одно из них на мольберте.
Заворожено глядя, подхожу и аккуратно трогаю пальцем белый слой, закрывающий изображение от внешнего мира, подобно невесту свадебной фатой. Однако, несмотря на мои опасения – он оказывается податлив.
Озадаченно хмурюсь и гляжу на старика:
– Мне сказали, картины закрашены токсичной строительной краской, но здесь просто известь.
