Евгений так смеялся, что чуть не въехал в столб.
–Вот уж точно – готовая Элиза Дулитл для маминого проекта! «Бернард Шоу точка ру»! Только с речью можно не напрягаться: договориться с переводчиком, он сам её подправит.
«Да, с речью сейчас никто не напрягается: говорят и пишут, как Бог на душу положит». Словно специально для подтверждения её мысли мимо проплыли подряд две вывески. Одна обещала запчасти и «акссесуары», а вторая бифштексы и «антрикоты». Марина вспомнила своего преподавателя в МГУ профессора Лепешинского. Вот уж кто боролся за чистоту русского языка! Как Марине досаждали его придирки к её статьям для факультетской газеты! То он требовал сленг убрать, то – иностранные слова перевести. И всегда – очень вежливо, с юмором. Когда Георгий Федорович умер, в возрасте девяносто три года, Марина поняла, что его точка зрения, его любовь к чистому красивому русскому языку – уже у нее в крови. Теперь она сама досадовала, когда слышала или читала засоренную и убогую русскую речь. Она даже написала об этом статью под названием «Фильтруй базар, мужики! Эссе о проблемах русского языка». Мысленно она посвятила её Лепешинскому, но постеснялась написать об этом. Как-то не хотелось ей вешать на себя табличку «Ученица профессора Лепешинского», пусть будет как еще один букет цветов на его могиле.
Музыка, которую включил Евгений, смолкла, пошли новости, на разделе «Происшествия» у Марины снова выплыла беспокойная мысль: «Где же Галя Петрушина?»
* * *
Солнце просвечивало сквозь цветастые шторки, золотило стены и пол. Марина не сразу поняла, где находится. «Я же у тети Кати, на веранде, вчера к ним приехала. Интересно, который час?» – Марина посмотрела на часы и чуть не вскрикнула: «Не может быть! Вот это поспала, так поспала». После вчерашних событий Марина не могла оставаться одна в гостинице. Вечером она наконец-то познакомилась с дядей Васей. Коренастый добродушный дядя Вася понравился ей с первого взгляда. При среднем росте он со своими широкими плечами, мощными ручищами и низким густым голосом, казалось, наполнял собой весь дом. Жену он называл «мамочка», сына – «Петруша», Соню – «дочка», зато внука величал «Михаилом Петровичем». Марина сразу стала «Маришей» и «любимой племяшкой». Дядя Вася расспрашивал про Москву, сильно хвалил её статью о парашютистах, делился своими впечатлениями от прыжков (он служил в десантных войсках). При этом все подливал ей в рюмку наливочку, чуть только Марина зазевается, пока тетя Катя не отобрала бутылку. Сам он успел основательно подзаправиться еще раньше, когда с соседом-помощником обмывал новый сарай. Тетя Катя укоризненно взглянула на мужа, покачала головой – и он тут же, извинившись, что устал, удалился в спальню, откуда вскоре послышался заливистый храп.
