Фёдор Александрович Васильев | страница 6
В своих поисках Васильев обращается к Куше-левке - как тогда называли постоянную выставку собрания Кушелева-Безбородко в Академии художеств, на которой хорошо были представлены произведения А. Калама, А. Ахенбаха, О. Ахенбаха, В. Рулофса, К. Коро, Т. Руссо, К. Тройона, Ж- Дюпре, Ф. Добиньи и других известных пейзажистов XIX века, главным образом немецких и французских (дюссельдорфцев и барбизонцев).
Васильев поддался общему увлечению многих художников. Особенно его привлекали произведения модных пейзажистов дюссельдорфской школы, которые снискали себе известность среди «высокопоставленной» русской публики как пейзажисты изощренного поэтического чувства. В действительности же их работы уже в те годы имели мало общего с истинной поэзией и искренним чувством, так как они отходили от непосредственного восприятия природы, все чаще повторяя заученную манеру и эффекты. В борьбе за художественную правду и национальность выражения передовые русские художники намного обогнали систему приемов творчества дюссельдорфцев.
Васильев верно понимал, что в развитии русского пейзажа нужно идти дальше, чем его учитель, но его поворот от Шишкина к Дюссельдорфом был ошибкой. К счастью, он сам это скоро понял и отбросил некритическое увлечение их искусством, стараясь найти ответы на свои творческие вопросы у самой природы.
Впрочем, Васильев даже в период наибольших своих увлечений Кушелевкой понимал, что ни один из самых модных западных пейзажистов «перед натурой ни к черту не годится» и у него достало смелости в скором будущем публично «обозвать все светила (речь шла об известных пейзажистах дюссельдорфской школы) ни более, ни менее, как рутиной».
Однако ряд картин Васильева 1868 и отчасти 1869 года отмечен печатью влияния дюссельдорфцев. К их числу можно отнести «Возвращение стада» (из собрания Государственной Третьяковской галереи) и «Морской вид» (из собрания Государственного Русского музея).
Глядя на картину «Морской вид», сразу чувствуешь и в ее композиции, и в ее темном колорите близость к музейным произведениям, которые брал за образец Васильев. Подражательность дает себя знать и в отдельных деталях. Мало убеждает характер волн, каких не может быть в столь мелком и сравнительно нешироком затоне, так же как не может быть и спокойных облаков при неспокойной воде. «Нездешними» кажутся и баржа с лодкой, напоминающие о старинной Голландии, но более всего подражание чувствуется в темном «музейном» колорите пейзажа и в однообразной, как бы заученной технике исполнения.