— Ну вы, Ваша Светлость, во-время пошли гулять на речку. Тем самым спасли её Высочество, принцессу Светлану Романову и её подругу Жанну, дочь Светлейшего князя Анжела Любимова. Как все сошлось-то чудесно, есть Бог над нашей судьбой, есть.
Лицо графа стало восторженное.
— Я — доверенный человек принцессы граф Борис Годунов, — представился он по-правилам, — Ваша Светлость, нет слов!
— А солдат задержать успели?
— Да, допрашивают. Те, собственно, и не отрицают ничего — увидели двух мещанок, хотели позабавиться. Откуда они могли догадываться, что эти бесшабашные девушки высокого рода. Но все равно их придется казнить во избежание сплетен.
На том и распрощались, а с меня взяли обещание с утра нанести визит монаршему коллективу.
Попытаться сохранить жизнь наемникам мне и в голову не пришло. Хотя шевельнулся червячок в мышлении бывшего советского — как это, просто убить, чтоб не было разговора. Начинаю адаптироваться. А первое время было трудно вести себя этаким барчуком: подай, принеси, на конюшню отправить… Так и проскальзывало желание поблагодарить служанку, самому одеть туфли, помочь накрыть стол…
Да что уж, я по-первости и деталей не видел, красок, убожества наравне с красотой. Вот, например, на постоялом дворе кровать, на которой сижу — размышляю, грубо сколочена из толком не отшлифованных досок, чуть ли не горбыля. А в замке у меня была кровать — чудо древесного искусства: отглаженная разнообразная (наборная) древесина, лепестки по краям как живые вырезаны, а спинка — вообще чудо искусства. Эту спинку отдельно можно на стену вещать вместо картины.
И я как-то, на грани когнитивного шока, почти не вглядывался, решал личные проблемы, к телу молодому пытался привыкнуть… Ну так я и до сих пор толком не привык: мозг старца из технического мира сопротивляется признанию четырнадцатилетнего юнца в магическом средневековье.
Почему-то по непонятной ассоциации гуманитарного моего мышление выползли и ударили набатом стихи:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда.
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен.
На радость всем и мне.
Да уж, Анна Ахматова была одной из величайших поэтов России! Вот и я сейчас в полумраке светильника и луны наблюдаю ничуть не таинственную плесень на стене, неторопливого таракана и запах свежего дегтя в вперемешку со свежим запахом навоза… Ну так я и не Ахматова. Правда стихи пишу до сих пор, гуманитарий — что с меня взять. Помнится еще в школе отметился:
