— Оборотни, — крикнул сержант, -.
Если бы я не был под ускорением, то ничего не разобрал из его речи: ерехои а ворой…
На втором уровне мне удалось задеть шестом лапу оборотня, его развернуло против часовой стрелки (интересно, придумали тут часы), а обратный мах раздробил ему плечо.
— Добить? — спросил я сержанта, который уже расправился со своим противником и вытирал меч о его одежду.
— Не надо. Пусть доложит своему господину, что бой был честным.
— Ты как, — обратился он к раненому, — сам до дома доберешься.
Тот не ответил, но встал, кривясь на бок, взобрался на коня и ускакал.
— Как будем рассчитываться? — подошел я к карете.
— Мальчик, недовольно сказала баронесса, — неужели ты думаешь, что я с собой ношу такие громадные суммы. Доедем до моего замка, рассчитаемся. Надеюсь вы не откажетесь от моего гостеприимства, отдохнете. Мне приятно принимать таких умелых воинов. И я не прочь принять вас обоих на службу!
Замок, как хвастливо назвала его баронесса, выглядел нелепо. Деревянный забор в два человеческих роста, а за ним двухэтажная изба и множество одноэтажных домиков. Правда изба была из камня, но в этом регионе леса было мало, а скальной породы много. Впрочем, филологическое мышление двадцать первого века сразу сделало заметку: «Замок (от польск. zamek через чеш. zámek, калькированного с ср.-в. — нем. slōʒ — «за́мок» и «замо́к» — здание (или комплекс зданий), сочетающее в себе жилые и оборонительно-фортификационные задачи. В наиболее распространённом значении слова — укреплённое жилище феодала в средневековой Европе».
Хорошая у меня стала память после заклинания княжеского мага Громилина. Чудо, как хорошая. Особенно долговременная, из прошлого. Прошлое, приправленное скорбью и горечью недостижимого!
Въехали, слуги определили нам комнаты для отдыха. Помылся в лохани, попил квасу. Тут хозяйка позвала на барскую половину.
— Странный вы, юноша, простолюдин. Слишком гордо держитесь, слишком независимо. да и слуги у вас боевые. По карману ли таких содержать?
В том, что баронесса попытается уклониться от выплаты гонорара, я предполагал. И её внешний вил с расстегнутыми пуговичками кофты, открывающие взгляду аккуратную ложбинку, говорил о том, что средства к этому уклонению пустит разнообразные. Меня, кстати, всегда удивляло у писателей фантастов моего старого мира преобладание подростковых гормонов у попаданцев над пожилым разумом. Они наверняка не читали философов, утверждавших первичность сознания, превалирующего над телом.
