Вечером неспешно ехал домой (все же договорился с конюшней и стал оставлять кобылку в Академии) размышляя о том, что надо бы обогатить местную культуру сборником стихов. Ну а что, в прошлой жизни писал, даже помню некоторые. Не Есенин, конечно, не Бродский, но были удачные. Вот, чем плох, например этот:
Я просто Блокуподражаю,
Гляжу в оранжевость вина,
В кафе часами пропадаю,
Пока не включится луна.
Потом иду среди прохожих,
Ищу аптеку с фонарем,
Среди бездельников расхожих,
Что исчезают за углом.
Еще — стою под фонарями
И Незнакомки тень ищу,
И обнаженными губами,
Ее название шепчу.
Но… тишина. Аптека. Полночь.
Фонарь мигающий, Луна.
Нездешней птицы тихий росчерк,
И отблеск блоковского сна[1].
Лошадь взржала и вскинулась на дыбы. «О, никак меня грабят!» — обрадовался я.
Давно хотел испытать новый артефакт с водной и воздушной магией: из рукоятки коротенького ножа выдвигался ледяной меч с тончайшим лезвием из льда и воздуха. Металл такой микроскопической заточки рассыпался бы, а вода и воздух сохраняли молекулярную остроту. Читал в фантастики в прошлом про такое оружие.
Зажег яркий огненный шар, подбросил и зафиксировал вверху воздушным заклинанием. Фонарь повис, освещая улицу. Спрыгнув с кобылки и перейдя на второй уровень, сместился подальше от лошади, взмахнул почти невидимым мечом…
И заблевал все вокруг.
Это только, когда читаешь в книге, красиво разрезать человека пополам. А в жизни располовининое туловище, кишки и хлюпающая на булыжниках печень… Ну вы сами понимаете.
Даже и не заметил, куда исчезли остальные грабители. Кстати, странно что на меня в принципе напали. Гильдия воров наоборот охранять должна. Залетные, что ли?
[1] Владимир Круковер, «Сто песен о любви»
Тем ни менее ночные тени появились, привели сбежавших и с уважением посмотрели на располовиненный труп.
— Ну вы, Ваша Милость, и сильны мечом махать. Вот, убежать пытались, залетные.
— Допросили?
— Да, точно залетные. Наши кто — разве б осмелились.
— Ну и ладно, спасибо хлопцы!
И поехал, переживая за слабый желудок. Что это на меня нашло — в прошлом был более терпим к кишкам и крови. Даже в анатомичку захаживал по-пьяне и в морг. Ох молодость шальная!
А у дома на меня напрыгнула женщина. Настоящее мужество требовалось, что не ударить новым оружием, но мозг сработал быстро:
— Мама!
— Сынок!
Ну не утерпела матушка, не поехала в свое поместье в Фили-Давыдково, где были расположены наши деревни Давыдково и Кунцево. Отправила супруга — Светлейшего князя Михаила Павлова, а сама с малым отрядом и Сабельниковым (который за мной в Москве приглядывал) рванула ко мне домой. И сейчас ходила, брезгливо морщила губу на подчеркнутый аскетизм обстановки, кивнула сержанту. А на Берту среагировала адекватно:
