Два балета Джорджа Баланчина | страница 65
Ирсанов предложил Анджею сначала позавтракать. Они поднялись в ресторан. Сунув официанту сразу крупную купюру в качестве гарантии более скорого обслуживания и оставив Анджея за столиком разбираться в скудном меню, Ирсанов побежал в отсек «Интуриста», где благодаря своей американской кредитной карточке без проблем купил Анджею билет на самолет.
– Вот твой билет, — сказал он мальчику, вернувшись за столик.
– Как вам это удалось — так быстро?
– Это дело техники, Анджей. Как-нибудь потом объясню. Ешь. Да и я, признаться, проголодался.
– Мне перед вами очень неловко. Вы все время платите.
– Не бери в голову. Ешь. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я тоже был практически без денег, хотя мой папа был профессором и мы жили в достатке. Вот когда ты сделаешь свою карьеру и станешь танцевать на мировых сценах, а я к тому времени буду больным и нищим, ты меня материально поддержишь. Договорились?
– Договорились, — вполне серьезно ответил мальчик. — Я вам тогда куплю самый большой торт.
– А теперь Анджей, поскольку в нашем родном «Аэрофлоте» не кормят, не поят, купи себе в дорогу чего хочешь. Пепси, бутеброды, шоколад. Тебе далеко от аэропорта до дому добираться еще ?
– Далеко. Час на автобусе.
Прилетишь — пожалуйста, позвони. Вот тебе деньги на телефон. Бери, бери, нынче это дело сильно подорожало. В принципе я всегда дома, но лучше звонить или утром, или вечером, после шести, потому что я иногда ухожу работать в библиотеку.
– А сегодня когда позвонить?
– Как только — так сразу. Прямо из аэропорта. Я буду ждать. Но постарайся позвонить до семи часов. Вечером я должен буду пойти в гости к моим старым друзьям. Я с ними давно не виделся и кое-чем им обязан. Ну хотя бы тем, что это они предложили мне пойти в театр и дали эти билеты. Если бы не они, мы ведь с тобой никогда бы не встретились, Анджей. Мне так грустно расставаться с тобой!
— И мне — тоже грустно. Я вам напишу и буду звонить. Я буду скучать по вас. Мне с вами было хорошо и интересно. Я вам за все, за все очень благодарен.
Когда они спускались вниз на регистрацию рейса, Ирсанов, прежде стеснявшийся людских глаз для любых выражений нежности, обнял Анджея и поцеловал его прямо в губы: «Я люблю тебя, Анджей. Звони. Пиши. Я всегда буду ждать тебя».
ПОСТСКРИПТУМ
«...Но писать-то я буду в двадцать пятые часы суток свой Роман».
Б. Пастернак, из писем к А. С. Эфрон.
Только в самолете Анджей сообразил, что Юрий Александрович не оставил ему ни номера своего телефона, ни свой адрес. И теперь несчастный мальчик, прислонясь влажным от волнения лбом к иллюминатору, тихо плакал. Так плачут только повзрослевшие дети.