— До сих пор обижен из-за свадьбы? Столько времени прошло, я… он никогда… в общем, не думала, что у него ко мне сильные чувства.
Герман засмеялся и поцеловал меня в макушку.
— Он привык все получать, что хочет, Кора. У него с детства было все. Но когда родился Даниз, наш отец больше возился с младшим. Сева ревновал и повадился отбирать у мелкого игрушки. Мне об этом сам отец рассказывал — он радовался этому детскому соперничеству.
Я поежилась от неприятных ощущений в теле. Получается, я — та игрушка, который Сева забрал у младшего брата?
— Но ты — не Даниз, — тихо прошептала я. — Мне кажется, Сева тебя побаивается.
— Ну… сегодня он впервые так долго смотрел на меня, не отводя взгляда.
Герман отпустил меня и начал стягивать с себя толстовку. Он и правда выглядел уставшим, но сейчас уже не таким напряженным.
— Останусь с тобой до вечера, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — Не против?
— Лучше навсегда.
Я обняла его обнаженный торс, повела носом по груди, вдохнула в себя его запах и подняла голову вверх.
Твердые губы накрыли мои глубоким настоящим поцелуем. Взрослым. В нем было столько страсти, что сводило с ума, начисто срывало крышу.
Мне сразу стало плевать на Севу и его обиды, на Даниза, который сбил меня, но никогда в этом не признается. Неважно, как эти двое меня нашли. Главное — Герман, мой самый мрачный и неприступный парень целует меня так, как может только он.
Не представляю, что будет потом, какие громы и молнии будут сверкать у нас над головами, но здесь и сейчас мы вместе. Что бы ни случилось, я никогда его не оставлю одного!
Кора
Герман сидел в кресле, откинув голову назад и спал. По крайней мере, так мне показалось, когда я зашла в гостинную. Он дышал глубоко и спокойно, обычно жесткое лицо сейчас было расслаблено, я невольно залюбовалась длинным черными ресницами, которые чуть подрагивали во сне. На влажных после душа волосах еще блестели капельки воды. Черная рубашка была наполовину расстегнута, я видела как медленно поднимается и опускается его грудь.
Хищник на отдыхе.
Тихонько, боясь его разбудить, я медленно опустилась рядом на мягкий ковер. Прислонившись спиной к дивану я сидела на полу и смотрела как спит Герман. Такой красивый и такой сложный. Никогда не понятно, что у него в голове, что он сделает через секунду. И сколько всего я о нем не знаю!
— Иди сюда, — неожиданно раздался его слегка хриплый ото сна голос. — Там же холодно, еще простудишься.
