— По этому телефону можешь звонить только мне и своей бабушке, — Герман набрал мне вечером в тот же день. Он раздавал указания, ничего толком не объяснив. Мне нужно было просто делать как он велит. — Не давай Саенко, не звони Диане, не отвечай ни на какие звонки, кроме моих и своей бабушки. И да, скажи ей, чтобы никому не давала твой номер.
— Ты можешь объяснить, что происходит? Зачем ты поменял мне телефон? Чтобы… чтобы папа или Аделина мне не позвонили?
— Умница, — холодно ответил Герман. — Кора, мне нужно еще два дня. И мы обязательно увидимся.
Я опустилась на пол рядом с корзиной нарциссов — они отказывались увядать и словно подавали мне пример не сдаваться.
— Хорошо. Сколько нужно. А что с папой? Он… ищет меня?
Я спросила и в этот момент отчетливо поняла, что устала скрываться. Не только эти уже почти две недели в Москве, а много месяцев, с тех пор как уехала из страны. Я не сделала ничего криминального — да, перед Севой до сих пор чувствую вину, но ведь он уже женат на другой! Папа… так у него лучше всех дела идут, как вспомню звонок Аделины.
— Твой отец? Вряд ли ему есть до тебя дело, если ты не собираешься лезть в его жизнь. Со мной он о тебе не разговаривал. Но через него тебя могли бы найти другие. Слишком много людей уже знают, что ты в Москве.
— Кто?! — Я чуть не выронила мобильный из руки.
В телефоне повисла тишина. Я чувствовала, что он мне больше ничего не расскажет. И я закричала.
— Ты рвешь мне сердце на куски своим недоверием! Я давно не ребенок, не нужно меня опекать и скрывать правду.
— Я постараюсь приехать в среду. К тому моменту уже все разрешится. Я не могу сейчас остановиться.
И нажал на отбой.
Слезы стояли в глазах, я не стала их сдерживать. Не может остановиться? Я ничего не понимала, только чувствовала, что происходит нехорошее.
Он не приехал через два дня, стал реже звонить, хотя каждого его звонка я ждала как воздуха. Зато бабуля и Деметра не давали мне зачахнуть. Они чувствовали мое одиночество и старались развлечь как могли. Наверное, только наши ежедневные многочасовые разговоры и спасали меня. Но как же хотелось вырваться из этой шикарной клетки! Вдохнуть весенний воздух, пробежаться по мокрому после дождя асфальту, застыть рядом с огромной клумбой уже распустившихся алых тюльпанов…
А еще я безумно скучала по Дианке — мне так хотелось ей позвонить, наплевав на всю эту конспирацию, но перед глазами снова возникло хмурое лицо Германа и его жесткий голос: «никто не должен знать, где ты».
