– Возможно.
– Ты когда-нибудь управлял автомобилем под открытым небом, а не под куполом, как на этой планете? Как на Земле, например.
– Да, и не раз.
– В дождь приходилось ездить, можешь себе представить?
– Да, без проблем.
– Представим такое положение вещей: ты управляешь автомобилем, а лобовое стекло окропляется умеренным дождем. Стеклоочистители работают на определенной скорости. Существующее положение вещей тебя устраивает, и ты чувствуешь себя комфортно.
– Так.
– Но вот, по причине увеличения скорости автомобиля или усиления выпадения осадков, усиливается интенсивность окропления лобового стекла дождем. Бывало такое?
– Да, да. Я уже догадываюсь, что ты хочешь сказать.
– Отлично. Постарайся вспомнить, какая была твоя первая реакция.
– Да, вспомнил. Моя первая реакция: как же долго не включается стеклоочиститель.
– Совершенно верно. Кажется, что стеклоочиститель не срабатывает своевременно, хотя он, так-же, в том же темпе, работает исправно, с неизменным интервалом времени. Так как, до срабатывания стеклоочистителя, выпадает больше дождя, появляется ощущение, что прошло больше времени. Получается так, что в этом случае, в качестве времени послужило количество выпавших капель на лобовое стекло. С ускорением выпадения капель нам показалось, что прошло больше времени, до того, как в очередной раз сработал стеклоочиститель. Если исключить все внешние системы отсчета, временем является количество выпадения капель, то есть, выходит, это равносильно тому, что не дождь усиливается, а проходит больше времени. Я осмеливаюсь предположить, что если нет движения, то и нет времени; чем интенсивнее движение, тем быстрее протекает время, и что времени как таковой, нет, есть понятие, абстракция времени. А это, по моему мнению, отметает все предположения по поводу замедления или ускорения времени.
– Если считать, что времени нет, как же часы, они ведь показывают время? – спросил, абсолютно не согласный с доводами Эркина, и лишь из учтивости поддакивающий Хен.
– Часы работают не от того, что время идет, а от того, что их завели, – сказал Эркин, – ладно, это все хорошо, но сейчас меня не оставляет мысль о безвозвратном полете в бездну. Нона, думаю, соглашусь с тобой, мы полетим в дальний космос.
Нона обняла Эркина, который даря ей нежность, продолжал:
– Знаешь, я в юности воображал счастье схожим с тем, на что мы сейчас решаемся. Я впервые влюбился в фотографию скандинавской девушки, и представлял, как был бы я счастлив, живя с ней в уединении, где-то в пещере среди неприступных скал. Я бы охотился и добывал пищу, делал бы все для того чтобы она не знала забот, и была счастлива со мной. У нас бы родились дети, такие же красивые как мать, и были похожи на нее. Я бы жил ради них, и никого больше мне не нужно.
